Ельков Александр

Новые семивершинники: американский однофамилец украинского футболиста и дантистка из Тайланда. Пирамида Карстенса закрыта для восхождений полностью, нужно возвращаться к версии Косцюшко. Последними были там братья Груберы. Фильм Боба Маршалла о «Семи вершинах». Йелле Вейт доехал до Гибралтара, переплыл в Африку и вернулся домой. Немецкая семивершинница пойдет солопоход на Южный Полюс, но не там, где все ходят. Другие коллекции поляков: рекорд Анджея Марциша и достижение Каспера Текели.

28 июня 2019 года восхождением на Денали завершила программу «Семь вершин» тайская девушка по имени Ээм - Napassaporn "Eem" Chamnansit.   Это была её вторая попытка подняться на высочайшую вершину Северной Америки, первая сорвалась годом раньше. Тогда её команда в непогоду съела все продукты и на голодный желудок продолжать осаду вершины не стала.

Ээм в 2016 году стала первой женщиной Таиланда поднявшейся на Эверест. После чего приступила к программе «Семь вершин». 2017 – Килиманджаро, Эльбрус и Аконкагуа. 2018 – Карстенс и Винсон.   По специальности Доктор Напассапорн является зубным врачом.

*******

В августе восхождением на Пирамиду Карстенс завершил программу «Семь вершин» американский профессор бизнес наук Марк Милевски. Возможно, не случайно на вершине Эвереста он оказался в национальных украинских цветах…

Милевски родился и живет на Восточном побережье, в штате Коннектикут. Марк с детства привычен к активному образу жизни, родители водили его в походы, в скаутах он проходил различные курсы и получал сертификаты инструктора. Его любимым объектом была Аппалачская тропа, на её отрезках Милевски воспитывался и затем, по окончании университета, решился и прошёл её полностью. Сделал он это за 6 месяцев. Эльбрус был его первой из «Семи вершин» в 2007 году. Затем – Килиманджаро, а в 2009 году Марк сходил на Денали и Аконкагуа. Для того чтобы попасть на Эверест пришлось потрудиться и собрать необходимые средства удалось только к 2016 году. Потом еще усилия – и собраны средства для Винсона, куда он поднялся в начале этого года.

Август был весьма насыщенным в плане восхождений на Карстенс. Так наши друзья из компании

Adventure Indonesia провели к вершине 4 группы, всего 18 клиентов. Наш любимый гид Покси при этом поднялся на Карстенс в 102-й раз. Однако в начале сентября политическая ситуация Западной части острова Новая Гвинея резко осложнилась. Это официально – провинция Индонезии под названием Ириан Джая. Населена она этнически несхожими с индонезийцами племенами папуасов. И там дано идёт вялотекущая партизанская война. Существует Фронт освобождения, который пользуется определенным авторитетом у простых людей. Но по большей степени партизан просто боятся.

Последние годы восхождения Клуба 7 Вершин на Пирамиду Карстенса совершались с заброской в базовый лагерь на вертолёте. Привычный ранее «весёлый» путь через джунгли был закрыт. Мы на своём примере испытали опасность, исходящую от партизан. Практически подвергшись вооруженному ограблению. Но сейчас и вертолетный вариант запрещен. С начала сентября в различных стычках, разгонах протеста и просто в результате убийств погибли по данным прессы 26 человек. Совсем недавно партизаны расстреляли двух мотоциклистов в хорошо известном нам селении Илага. До этого была убита группа дорожных рабочих в другом исходном пункте Тимике.

Новый президент Индонезии заявил о намерении вести переговоры с мятежниками, но оптимизма никто не проявляет. Австралия, под протекторатом которой находится восточная часть острова – государство Папуа Новая Гвинея в довольно жесткой форме предупредило власти Индонезии о нежелательности чисто военного решения проблемы. Не хватало только конфликта между большими государствами!

Последняя группа, которой удалось достичь вершины Пирамиды Карстенса, сделала это 1 октября. В её составе было 4 человека, в том числе южнотирольцы братья Груберы, довольно известные альпинисты. 46-летний старший брат Николаус («Кукус») имеет в своем активе три успешных восхождения на восьмитысячники, в том числе на К2. И лыжный спуск с Гашербрума-2. Еще он известен как любитель ходить по горам босяком и голый.

Вероятно, он планировал босую прогулку по джунглям к подножью Пирамиды Карстенса. Однако в Тимике гостям сообщили принеприятнейшее известие – путь лесом закрыт. Впрочем, после них стало еще хуже. А пока команда удачно слетала вертолетом и сходила на гору. Далее запрет стал общим.

*******

Новое обобщающее видео

Команда американских военных летчиков осуществляла проект «Семь вершин» с 2005 по 2013 год. Главным организатором и лидером команды был Роб Маршалл (Air Force Lt. Col. Rob Marshall).

Со временем у Роба нашлось время, чтобы сделать финальное видео:

*******

Бельгиец Йелле Вейт продолжает неспешно осуществлять свой проект «на всю жизнь». Напомним, что уже 6 лет назад, еще при Януковиче, он ехал на велосипеде через Украину, чтобы взойти на Эльбрус. Это была его первая из семи вершин, взойти на все он собирается на все без использования механических средств передвижения. За эти годы бельгиец проехал через казахские степи, Тянь-Шань и Тибет к Эвересту, где его ждал «облом», в смысле закрытия горы из-за землетрясения. Затем вернулся через год – взошел, проехал на велосипеде до Сингапура. Пару лет потратил, чтобы доехать и доплыть на лодке до Папуа и взойти на Пирамиду Карстенса.

В промежутках сменил глобальный план своего путешествия. По первому варианту он думал как-то добираться до Чукотки и через Берингов пролив попадать на Аляску к горе Мак-Кинли. Теперь к горе Денали Вейт уже собирается добираться более цивилизованным путем – на лодке через Атлантику и далее велосипедом.

А пока не менее опасный этап, через русская Сибирь – это Африка. Стартовав в августе вместе с товарищем на инвалидном велосипеде, Йелле проехал 3000 километров по благословенным краям – Франции и Испании. В Гибралтаре он взял лёгкий каяк и переплыл на африканский берег.

Теперь бельгиец готовится к весьма ответственному этапу. Чтобы проехать через Африку до Килиманджаро предстояло выбрать самый безопасный вариант. Вот как это по карте, на 6000 километров длиннее, чем самый прямой. Путешествие начнется в ноябре.

*******

Аня Блаха – новая звезда немецкого альпинизма, неожиданно появившаяся на небосклоне. Уроженка равнинного Биленфельда, она попала в горы впервые в возрасте 22 лет в 2012 году.

В 2015 – 2017 годах, Аня сходила все «семь вершин», стала самой молодой немкой в этом деле. Но по-настоящему звездой её стали считать после успешного восхождения этого года на К2 без кислорода.

Сейчас Блаха завершает подготовку к еще одному серьезнейшему испытанию. Соло-походу на Южный полюс. 1400 километров, с расчетом на 60 дней. Отправная точка - остров Биркнер, самый отдаленный стартовый пункт для лыжных походов. И без любого ассистанса, без кайта, «без дураков». Кстати, Аня планировала минувшей весной поход на Северный полюс, но он сорвался, знаете по какой причине. Теперь он в планах после Южного.

*******

Коллекционеры вершин. Помните Марциша? Теперь он установил вечный рекорд

На международных соревнованиях в Крыму в 1986 году впервые в одном из видов программы первое место занял спортсмен, не представлявший Советский Союз. Тогда сенсационно первое место в многоборье досталось молодому польскому скалолазу, кучерявому блондину Анджею Марцишу. С тех пор прошла целая жизнь! Анджей всё это время оставался в лидерах на скалах, совершил немало отличных технических восхождений. Однако с высотой у него как-то не пошло и в обойму героев «золотого века польского альпинизма» Марциш не попал.

И вот теперь Анджей Марциш вошел в историю немного с другой стороны. Он стал первым человеком, который поднялся на все вершины Высоких Татр. Список, составленный им на основании классических путеводителей, насчитывает более 1000 названий. На то, чтобы побывать на всех этих вершинах у поляка ушел … 41 год.

Завершил Марциш проект 8 октября восхождением на Ганкову Копу в связке с более молодым коллегой Каспером Текели.

*******

Кстати, о Текели

Маттерхорн

Прохождение четырех граней великой горы за один день – это такой тест на мастерство и смелость. На такое первыми решились альпинисты, которые очень хорошо знают гору, много раз на нее ходили и живут в Альпах. Неизвестно, насколько был знаком поляк с маршрутами, но он со своей задачей справился. Маршруты были пройдены с следующей последовательности: подъем Фюргген (4 часа) – спуск Хёрнли (3 часа) – траверс 1 час - подъем Цмутт (6 часов) – спуск Лион (3,5 часа). Всего 17,5 часов, + 2850 метров – 2800 метров.

Возможно, Каспер стал первым представителем неальпийских стран, которому это удалось сделать.

 Рассказ о восхождении на Пик Ленина в 1982 году. О валенках, как оптимальной обуви и первом опыте использования пластиковых ботинок. О том, как быстро может поменяться настроение во время восхождения.

   Мой друг по альпинистской жизни Геннадий Копейка написал как-то в фейсбуке, что появилась идея сделать книгу об истории харьковского «Буревестника». И сбором материалов, а также их обработкой будет заниматься другой мой друг Анатолий Лебедев, автор прекрасных стихов и рассказов. Я как-то обрадовался и продумал в голове несколько сюжетов. Несколько небольших рассказов, которые  давали бы живое представление о том, как всё было.  И даже начал писать. Но жизнь то шла, таких начатых статей была не одна. Где стимул возвращаться и заканчивать? Увы, стимулом стала неожиданная смерть Толи Лебедева, удар в сердце. 

 Итак, рассказ о валенках… 

   В моей жизни многое случалось по одной схеме: то о чем много читал, затем  вполне  без всяких предпосылок воплощалось в жизнь.  Перед учебной практикой на Кавказе после второго курса, я засел за книги и изучил районы, которые мы планировали посетить, теоретически. Так определялся мой основной жизненный путь.  На практике, шокированный реальной красотой горной природы, я решил, что это вполне достойная тема, чтобы стать моей профессией. И начал еще более усиленно читать, сделав библиотеки основным местом своего нахождения. Читал о горах всё, что могло их касаться, но в первую очередь альпинистские книги.  А там всё больше речь шла о высотных восхождениях.

  Осенью 1981 года в Крыму Боря Поляковский, с которым познакомился летом в альплагере, предложил мне присоединиться к его компании. Он её собирал под флагом Спортклуба ХАИ.  Боря убедил меня своими вполне наполеоновскими планами. И самым сильным аргументом для меня были гарантии высотных восхождений.  Мечта, которая совсем неожиданно, могла стать реальностью. Шутка ли, мы запланировали «сделать Снежного барса» за три сезона. Дерзость, которая была совсем не в моем стиле.

  Вот только тогда вопрос  соответствующего снаряжения для меня стоял остро. И в первую очередь это я об обуви.  Во многих литературных источниках для высотных восхождений хвалили валенки. И я на это, как говорится, «купился». Впрочем, тогда и другого выхода не было.  Ну и первый семитысячник Пик Ленина казался технически не сложным, подходящим для такой обуви. 

  В Харькове и окрестностях, валенки в то время  вышли из моды,  но найти их в продаже еще можно было.  Тогда  делать их с подошвой, типа для зимней рыбалки, еще не начали. Может, и начали, но я нашел в продаже только обычные, со скругленной подошвой. И начал думать, как их приспособить под кошки.  Отпорол где-то подошвы от старых ботинок. Затем с большим трудом пришил их леской по краям и остальную часть контактной поверхности начал заливать разного рода клеями. Прежде всего, расплавленным пластиком. Что-то похожее получилось, хотя внешний вид был ужасный. Но это не волновало, так как поверх шли брезентовые бахилы - просто мешки, которые сшила моя мама.

 Первая часть сезона 1982 года прошла у нас в горах Сванетии, в ущелье Накра. Там у меня был запоминающийся юбилей. В день моего 25-летия дождь с градом лил весь день. Вот так и отпраздновал, лёжа в тесной палатке.  Благо, что из-за большого полиэтиленового тента, она не текла. Закончился этот сбор для нашей компании спринтерским забегом: две четвёрки Б за два дня. Иначе мы бы не имели права идти на первую 5А, которым считался Пик Ленина.

Автору 25 лет

  Не буду рассказывать о подробностях дороги в Азию и периоде акклиматизации, хотя там есть что вспомнить. Сразу к самой кульминации экспедиции. Почти весь состав нашей довольно большой экспедиции города Харьков 11 августа 1982 года поднялся в штурмовой лагерь пика Ленина (маршрут «через скалы Липкина»). Мы остановились на высоте, оцененной как 6500. У нас было нескольких групп.  В большинстве своем альпинисты общества «Авангард» во главе с самим Юрием Ивановичем Григоренко-Пригодой, царем и богом нашего сообщества одновременно.

  От «Буревестника» там была только  наша небольшая группа спортклуба ХАИ. Интересно, что официально, то есть, формально,  руководителем  нашей группы был Володя Хольченков. Мы просто, как говорится, «делали ему руководство». Было такое понятие в альпинизме тех лет, состоявшем с формальной стороны в «заполнении клеточек», обязательного набора вершин в порядке возрастания до того, как ты станешь кандидатом в мастера.  Вову мы конечно ценили, но он кроме всего, был младше всех в нашей компании. В нашей группе также был инструктор. Это был Юрий Константинович Чернышев,  по возрасту старший остальных лет на 15. Однако его стопроцентная  интеллигентность  мешала ему быть настоящим лидером и что-то нам диктовать. Казалось, главное слово во всех вопросах принадлежало Боре Поляковскому.  Ведь это он обо всём договорился и как бы оплатил всё. То есть, денег мы еще не заработали на промальпе в том количестве, в котором получили на экспедицию. «Если ты такой умный, оплати всё из своего кармана»  - никто так не говорил, но все помнили, что это выражение было, в общем-то, справедливым. При всём при этом, за спиной у Бори была фигура еще одного нашего товарища – Паши Сизонова.  Они казались неразлучными друзьями. У Павла Петровича  был образ идеального спортсмена и, за одно, мудреца.  Человека, мнение которого по любому вопросу все ждали в любом разговоре. И оно было чаще всего решающим.

Ну и я.  Новый человек, парень со стороны, которого облагодетельствовали, взяв в компанию - пока без особых заслуг... Своё мнение я пока что держал за зубами…

Это часть нашей команды в 1983 году. Лицом к фотографу (Г. Копейке) Владимир Хольченков, Борис Поляковский и Александр Ельков

 День подъема в штурмовой лагерь был прекрасным, солнечным и без ветра. Была атмосфера праздника,  мы радостно приветствовали по пути дружественных болгар из экспедиции Христо Проданова. В составе нашей экспедиции, кстати, также была  тёплая болгарская компания, сборная города Троян.

  Поставили палатки на склоне примерно на высоте 6500. Улеглись, всё шло хорошо. Но уже в самом начале ночи задуло так, что казалось, что никаких шансов у нас на вершину не будет. Как бы просто выжить.  Всё гудело реактивной турбиной,  палатки напряженно скрипели, удерживаемые от полёта в небо весом наших тел. Для меня картина была ясная, выхода на штурм не будет. И горькое разочарование, а вдруг второй попытки не будет?

 Утром ветер, в общем-то, не особо утих. Но наша группа решила всё же вылезти из палатки. Просто посмотреть.  Оказалось, что всё не так страшно, то есть, не смертельно.  Но мысли о выходе у меня не появилось. И вдруг до меня доходит информация (общаться можно было только криком в ухо), что мы собираемся идти на восхождение!  Что Юра Чернышев побеседовал с Юрием Ивановичем. И вроде договорились, что пойдём, попробуем пройти сколько сможем. Я в душе был против: шансов нет, поморозимся и всё… прощай Высота! Недовольство наверняка было заметно по моему надутому лицу, но из-под маски и капюшона его никому видно не было.

  Так мы и пошли, упираясь во встречный ветер, ложась на него, медленно и безнадежно. Прошли всего-то не более часа, когда  всё внезапно изменилось. Это мы достигли главного гребня и оказалось, что на южной стороне есть такое удивительное образование - «карман». Это ложбина между основным гребнем и ледовой массой, стекающей на юг. Здесь ветра не было вообще,  а вскоре и солнце начало пробиваться сквозь редеющую мглу. Настроение моё изменилось на 180 градусов. Пришла полная уверенность в победе, никаких сомнений, что тут идти-то!  Метров 300 оставалось по высоте.  Вскоре и вершина показалась, знаменитый взлёт. Здесь пришлось покинуть южную сторону. Тут как раз и туман стал сгущаться, как-то потемнело, резко похолодало. Было ощущение какой-то торжественности, вершина вроде видна, но встречает нас неприветливо.

 Тут-то как раз место, где надо вспомнить о валенках.  Я их обул в лагере 5600 и до этого момента  только радовался своей обуви. Тепло! Самое главное чего я боялся начитавшись книг – это обморожений ног. А тут … никаких проблем. Да, их и не было до начала главного подъема.  Здесь кошка, старая ВЦСПС, примотанная ремнями предательски разболталась  и слезла вбок. Предстояла не очень приятная работа, снимать рукавицы, расправлять обледеневшие ремни, затягивать.  Я уже принял позу и приступил к работе, когда «за спиной услышал ропот», то есть, разговор.

 «Ну что, пора разворачиваться!» - и, главное, не услышал от товарищей никаких возражений. Страх пробежал по моей спине и ударил в голову. По моему мнению, до вершины оставалось не больше получаса. Это сумасшествие!  О том чтобы дискутировать, мысли у меня не возникло. Кто меня послушает! Как был в положении низкого старта, так я и стартовал.

 Да, я рванул, яростно пытаясь ударами валенка поправить съехавшую кошку. Шел первым, не поворачивая головы, боялся, что меня одёрнут. Но довольно быстро понял, что вся команда пошла за мной. И всё равно,  боялся остановиться.

Шли в основном по снегу, но были какие-то камни, микст, то есть.  В общем, идти можно было и с болтающейся на валенке кошке. Хотя лучше было бы её не потерять. Перевязать её я смог только на вершине, среди разных табличек и бюстов. 

 С вершины спускались мы уже гордыми победителями, ветер дул в спину и помогал быстрее добраться до лагеря. Не помню какой-то  особой усталости, и даже радости.  Нас напоили чаем, потом был ужин и мы с чувством отлично сделанного дела стали укладываться. Остальные участники экспедиции стали готовиться к выходу на штурм следующим утром.

 Помню, я уже был в полудрёме, когда  в палатке показалась голова  одного из моих ближайших друзей на тот момент, врача  Володи Бабаева. Вова обратился ко мне с просьбой дать ему на восхождение валенки. Собираясь в экспедицию, он взял у Вити Пастуха пластиковые ботинки, будучи твёрдо уверенным, что это «лекарство от всех бед».  «Пластика» тогда у нас не у кого еще не было и все верили, что это идеальная обувь, которая решает все проблемы.  Но оказалось, что они тесноваты и ноги в них мерзнут.

Роста Вова около 190, нога у него была огромной, чуть больше моей. Как-то до 6500 он в этих Кофлахах дошел, так что у меня не было сомнений, что они на меня налезут. Отдал валенки, взял ботинки и, не примерив их, заснул. Или просто впал в забытье, из которого  меня достал всё тот же дикий реактивный вой ветра.

  Непогода разыгралась с новой силой. На этот раз ветер был еще сильнее и никаких вариантов, кроме срочного бегства, не было. Запомнился каримат, который кто-то попытался упаковать  снаружи палатки. Ветер вырвал его и унес вверх и вдаль примерно градусов под тридцать!  Надо было собираться, общение между палатками было затруднено, и я не стал поднимать вопрос об обратном обмене обуви. Даже когда оказалось, что мои ноги категорически не хотят в иностранные ботинки влезать. Это была тяжелая и продолжительная борьба, в результате которой мне удалось в них втиснуться. Но только совсем без носков, даже самых тонких.  Надежда на чудо внутренние ботинки еще была, и еще на то, что спускаться можно быстро. Ну и на традиционное «авось».

  Наш спуск был бегством.  Вспоминались картинки французской армии 1812 года. Каждый шел сам по себе, просто «валили вниз», где было ясно видно, что на «полке 6100» солнечно и, наверное, тепло. Обморожения, которых я так боялся и от которых защитился валенками, стали реальностью. Ноги потеряли чувствительность очень быстро. Я двигал вниз чем-то уже чужим, непослушным. Но впереди на 6100 виднелась палатка и я шёл строго на нее, надеясь там обрести спасение.

 Это была одна из болгарских палаток. Экспедиция Христо Проданова была многочисленной, и у них было несколько лагерей. Дойдя до палатки, я спрятал свои слюни, и, стараясь сохранить достойный вид, объяснил людям, которые там были, свои проблемы. А там как раз оказался доктор болгарской экспедиции. И у него под рукой оказался шприц. В чудодейственную силу медицины я поверил всей душой. И вскоре, после уколов,  после многочисленных растираний, хлестанья ремнями кошек, мои ноги пришли в норму. А на 6100 и вправду ветра почти не было, светило солнце и чтобы идти дальше пришлось снимать с себя верхнюю одежду. Идти в пластике пришлось до нашего лагеря на 5600, где меня ждали комфортные родные  вэцээспээсовские ботинки. 

 А через пару дней на Луковой поляне с помощью Бори Поляковского я выменял на общественные ледобуры относительно новые польские полуторные кожаные вибрамы. На внутренней стороне  было написано Maciej Pawlikowski. Личность тогда мне уже известная, а позже он стал одной из ярчайших звёзд польского альпинизма. Достаточно сказать, что в его активе два зимних первовосхождения на восьмитысячники.  В этих ботинках на следующий год я сходил на Пик Корженевской и Пик Коммунизма. Ну а валенки? Помню, ходил в них зимой по альплагерю «Торпедо», потом - не помню. Может быть валяются где-то в родительском доме…

Александр Ельков

  Удивительно, как гора высотой всего чуть выше  6800 метров может затмевать соседа, который выше практически ровно на 2 километра. Это надо было так её удачно поставить и сделать такую необычную и совершенную форму.  Ама-Даблам –необыкновенное природное формирование, красивейшая гора, украшение района. Она обладает удивительной притягательной силой. Но поначалу первые альпинисты, посещавшие район сомневались, что на нее вообще можно подняться. Первое впечатление такое, что вершина защищена со всех сторон поясом висячих ледников. Очевидный проход не просматривался.

Джон Хант, руководитель первого успешного восхождения на Эверест: 

 «Как бы ни было грандиозно это зрелище (Эверест – Лхоцзе - Нупцзе), гигантский клык, неуклюже выступающий в долину правее и ближе этой стены, привлекал еще большее внимание. Это вершина Ама-Даблам. Вздымаясь на высоту 6800 м, она выглядит совершенно недоступной, превосходящей самые потрясающие по недоступности подъемы на Маттерхорн; ее можно сравнивать с неприступной вершиной Мустаг-Тауэр в дальнем Каракоруме».

 С первых посещений альпинистами долины Кхумбу слава о необычной горе быстро распространилась по всему миру. И это была слава как о горе, на которую невозможно подняться. Что сразу привлекло внимание альпинистов. Тем более, что указанный выше ужасный на вид Мустаг-Тауэр пустил  к себе на вершину сразу две команды. И в 1958 году была предпринята первая попытка восхождения на Ама-Даблам (руководитель, участник экспедиции на Эверест Альфредом Грегори), альпинисты поднялись до 6100, на практике получив подтверждение сложности маршрута.

 Кстати, о высоте. Удивительно, цифры приводятся совершенно различные от 6750 до 6858 метров. Наиболее часто в западных источниках – 6812, у нас почему-то 6814 метров.  И о названии. Во всем мире два слова пишутся отдельно: Ama Dablam. У нас же чаще пишут через чёрточку, что нередко в нашей топонимике делается. А поскольку  так (Ама-Даблам) написано в Большой Советской Энциклопедии, то так пишем и мы. Должен же быть какой-то закон и порядок, какой-то эталон!

 Уилфрид Нойс, летописец первого восхождения на Эверест: 

 …из-за холма, под которым был наш лагерь, выглядывала наиболее поразительная вершина: Ама-Даблам (6750 м). Ее сравнивали неоднократно с зубом, но мне кажется, что она больше походит на клин с отчетливой плоской вершиной и практически отвесными гранями. Она царствует над своим окружением гораздо больше, чем Эверест, который отстоит отсюда на 30 с лишним километров и ещё нечетко проглядывается над длинным гребнем Нупцзе.

Где находится Ама Даблам?

 В Непале, в долине Кхумбу,  прямо рядом со стандартным треккинговым маршрутом, ведущим к подножью Эвереста. Она хорошо видна из многих точек. Район с точки зрения инфраструктуры можно считать хорошо освоенным. По непальским меркам, конечно. Здесь есть всё для того, чтобы легко организовать восхождение, включая хорошо обученных шерпов, которые могут высотными носильщиками и гидами, которые прокладывают маршрут.

-  Если есть гора, на которую невозможно забраться, то это она! – новозеландец Эд Хиллари любил иногда красиво сказать. Не потому что был пижоном.  Наоборот, этот высокий, худощавый парень всегда  был немного наивен и часто слишком  откровенен. Он красиво говорил, потому что красиво думал.

 Его товарищ и соотечественник Джордж Лоу, был более склонен к ироничному юмору английского типа, причем по любому поводу:

- Эд, мне кажется, ты пытаешься меня уговорить лезть на нее прямо сейчас. Давай начнем всё же с Эвереста. Заодно посмотрим сверху, нет ли на эту гору проходимого пути…

В 1959 году при попытке восхождения бесследно исчезли два сильных британских альпиниста, шли они по сложному маршруту с Северо-Запада.

 В 1960 году первовосходитель на Эверест Эдмунд Хиллари под своё имя организовал грандиозное мероприятие в Гималаях. Планировалась большая программа научных экспериментов под руководством другого героя Эвереста физиолога и изобретателя кислородной аппаратуры Гриффина Пью. А также восхождение на восьмитысячник Макалу и поиск йети. Но из не научных свершений удалось сделать одно - первое восхождение на Ама-Даблам.  Альпинисты провели  долгое время у подножья, морально и физически подготовившись к нелегкому штурму.

 13 марта 1961 года  интернациональная команда Майк Уорд, Уолли Романес, Майк Гилл и  Бари Бишоп - стояли на вершине Ама-Даблам.

 Гюнтер Диренфурт:

«Это было одним из самых сложных восхождений, предпринятых до сих пор в Гималаях; оно потребовало применения большого количества скальных и ледовых крючьев, стремян и веревочных лестниц, около 500 м веревочных перил и т. д…

 Восхождение по технической сложности не уступало труднейшим альпийским маршрутам с одним только отличием: в Альпах сегодня приходится искать сложные и сложнейшие пути, в то время как на такой горе, как Ама-Даблам, альпинист экстра-класса, удовлетворяющийся только крайне трудным рельефом, находит его на нормальном пути восхождения»

 На спуске с Ама-Даблам  едва  не случилось несчастье, тяжелые травмы получил один из шерпов. Его  спасение и транспортировка стали настоящим подвигом, который совершили альпинисты и их помощники. Жизнь молодого человека была спасена.

 Женская природа  гора Ама-Даблам  подтверждается шерпами: «Ама» — означает мать или бабушка, а «даблам» — специальная подвеска, в которой старые женщины-шерпы носят драгоценные вещи. На горе есть висячий ледник, который напоминает «даблам», а расходящиеся в стороны гребни горы представляются как материнские руки, разведенные для объятия.

 Ну и к делу

  Маршруты восхождений  на Ама-Даблам разделяются на две группы. Один из маршрутов образует  маленькую группы, в которую собственно он входит в единственном числе – по Юго-Западному гребню, классический. И большая группа маршрутов, которые в основном были пройдены по одному разу. Они проложены как раз там, где пройти казалось абсолютно невозможным, где риск чрезмерен и слабо предсказуем. Где ходить можно лишь людям с большими амбициями. Многие знаменитые альпинисты отметились здесь своими первопрохождениями, многие маршруты претендовали на «Золотой ледоруб» или даже заслуживали его (словенцы Хумар и Фурлан).

Итак, маршрут. Единственный и неповторяемый два раза (если ты не гид)

 Маршрут треккинга

  Треккинг – важнейшая составляющая маршрута. Не надо спешить, постепенный подъем дает необходимую акклиматизацию. Поэтому рекомендуется перед осадой Ама-Даблам совершить не  только переход от Луклы (2840 м) к базовому лагерю (4600), но и посетить парочку несложных вершин в долине Кхумбу.  Например, сходить из Намче-Базара (3440) в долину Гокио, подняться там на пятитысячную высоту (Gokyo Ri – 5357). Затем можно перебраться в  соседнюю долину, подняться на 6 тысяч, на горе Лобуче (6090).  После чего можно, со спокойной совестью сделавшего всё для своей акклиматизации, осесть в базовом лагере.  Практикуется также перед Ама-даблам совершить восхождение на Айленд Пик.

Насколько сложен маршрут технически?

 Очень сложен. Путеводитель может поставить точную градацию сложности скальных, микстовых и ледовых участков.  Хотя они и меняются год от года. Но в действительности альпинисты поднимаются по готовым перильным веревкам, сравнительно редко переходя на настоящее лазание, тем более первым. Но сложность маршрута во многом предопределяется его невероятной длиной – порядка 40 веревок, и всё на приличной высоте, на ветре и холоде.

 Пройти его самостоятельно и без помощи ранее повешенных веревок – это всё ещё можно будет считать альпинистским достижением. Но для подвигов выбирайте другой маршрут! Не мешайте обычным людям подниматься по классике.

Опасно ли восхождение?

 Да! Об этом свидетельствует регулярно происходящие на нем несчастные случаи. А происходят они по разным причинам. Чаще всего,  связанным с недооценкой опасности, недооценкой сложности и протяженности маршрута.  Всего  на эту грозную вершину поднялось уже более 2 тысяч человек, а с жизнью расстались не менее 25 человек (21 – на 2009 год).

Дело Лагеря Три

  До 2006 года было принято ночевать очень высоко, на снежном плато под вершиной, на высоте 6300 метров. Это был лагерь 3, достаточно комфортный, хотя на такой высоте комфорт всегда весьма относителен. Однако в  ноябре 2006 года верхний серак, нависающий над всей Западной стеной, обвалился и его осколки засыпали палатки, с отдыхавшими там альпинистами. Шестеро человек погибли. С тех пор ночевать в этом месте стало не принято. Тем более, что обвалы повторялись и были еще жертвы и пострадавшие.

Собственно маршрут

 Малое количество мест для организации полноценных лагерей, а также большое количество восходителей и персонала, создает дополнительные сложности на восхождении.

 Переход из базового лагеря 4600 до лагеря 1 на 5800, как правило, осуществляется с небольшим грузом, так как основной груз несут высотные носильщики. Но всё равно, это очень тяжелый физически поход. Сначала по морене, потом по несложному скальному рельефу. В принципе, для самостоятельных групп, поднимающихся  с грузом, лучше организовать промежуточный лагерь на высотах 5400-5600, хотя места там и не очень удобные.

Лагерь 1 – Лагерь 2

 От лагеря 1 до вершины идет практически чисто техническая работа. Перила за перилами. Поначалу, это движение вдоль гребня, по правой его части, с разнообразными препятствиями. Лагерь 2 располагают на вершине Серой башни (Grey tower).  К ней приходится подниматься по вертикальной стенке. Высота лагеря 2 - 6200 метров.

Лагерь 2 – Лагерь 3

 Сейчас принято ходить на вершину из лагеря 2 и возвращаться туда же. Это очень тяжелый переход, поэтому принято стартовать около полуночи и идти значительную часть пути с фонариками.

 По пути от лагеря 2 к месту бывшего лагеря3 приходится преодолевать наиболее разнообразные препятствия на этом маршруте. Здесь много ледовых образований причудливых форм, которые могут меняться год от года.  Желтая башня обходится также справа, по крутому кулуару. Затем траверс выводит к «грибам»  (Mushroom ridge), пологому гребню с причудливыми очертаниями. Он выводит на вершинку, возвышение в гребне, именуемое  Lower Dablam. И далее на плато 6300, где ставили лагерь 3.

 Лагерь 3  - Вершина Ама-Даблам - спуск

 Весь верхний участок представляет собой снежно-ледовый склон переменной крутизны. По большей части 50-55 градусов, иногда до 60.  В осенний период там участками  может быть «голубой» лёд, по которому далеко не все команды могут пройти.

 Зато вершина дает возможность полноценно отдохнуть. Это большая площадка. В хорошую погоду вид оттуда бесподобен!

 Затем начинается самое неприятное – спуск на фоне нарастающей усталости. Бесконечное перещелкивание с веревки на веревку. Секундная потеря внимания, и может произойти фатальная ошибка.

 Поддерживайте друг-друга и контролируйте!

 Опыт восхождения. Влад Мороз (Ред Фокс) о восхождении:

«Участок от лагеря-2 до вершины был очень специфичным. Все экспедиции стартуют обычно очень рано. Кто-то пытался стартовать в 10 часов вечера. А кто-то вышел в час ночи. Мы вышли в 2.30. Весь этот участок преодолевается в темноте с фонариками. И, безусловно, мне было приятно, что гид шёл рядом. Он шёл передо мной, знал куда идти, светил фонариком. Непредвиденной ситуацией было то, что в моем фонарике из-за холода сели батарейки. Приходилось идти практически на ощупь, гид подсвечивал дорогу впереди. Маршрут провешен большим количеством веревок. Все они разные, и некоторые совсем плохие. Но ночью этого не видно. Вскоре вышло солнце, поэтому проблем не возникло. И спустился я еще днем, пока было светло, так что и фонарик не понадобился. Все остальные, кто шел после нас, спускались уже в темноте. Ночью было красиво наблюдать: склон, фонарики, а дальше – звёзды. На этом участке есть несколько достаточно опасных мест. Между лагерем-2 и вершиной раньше был лагерь-3. И этот лагерь-3 находится под огромным ледником. Несколько лет назад этот ледник обвалился, и погибли несколько человек. И с тех пор там не принято делать лагерь. На протяжении всего маршрута встречаются скальные участки, над которыми стекают ледники. Они могут обвалиться в любой момент. Поэтому эти участки нужно проходить очень быстро. В особенности днем, потому что всё тает. А ночью морозит, поэтому идти не так опасно..!

Ну, и как тренироваться?

 Точнее, как готовиться?

 (1) Нужен высотный опыт. Например,  семитысячник типа пика Ленина. И Эльбрус перед выездом.

 (2) Физическая подготовка должна быть на хорошем уровне, чтобы высота переносилась легче  и  работоспособность сохранялась.

 (3) Нужно безупречно владеть техникой работы с веревкой: подъем с жумаром и спуск со спусковым устройством и без него. Найдите возможность тренировать это.

 (4) И абсолютное внимание ко всем мелочам, снаряжение должно идеально подходить для этого маршрута.

 (5) И всё же, восхождение нужно совершать с гидом из числа наших соотечественников, уже имеющим опыт подъема именно на  Ама-Даблам. И поработайте с ним на других, менее опасных и сложных маршрутах. Побеседуйте, обсудите все-все подробности и особенности маршрута. Следуйте его рекомендациям и не бойтесь спрашивать.

 Гора эта заслуживает уважения и самого серьезного отношения. Авантюры на ней неуместны.

 В этом году исполняется 150 лет началу систематического альпинистского освоения Кавказа. В 1868 году трое англичан вместе с французским гидом и сопровождающими лицами обошли весь Центральный Кавказ. Они совершили два исторических восхождения на Казбек и на Эльбрус, и в целом обозначили альпинистский потенциал района. Впервые на наши горы посмотрели глазами опытных горовосходителей. И Кавказ получил «высший бал», назван альпинистским Эльдорадо.  При этом гости старательно пытались искать аналогии кавказских вершин с альпийскими. И найдя их, указали,  что они  во многом схожи, но кавказские горы «только выше и красивее».

  Политическая ситуация (Кавказская война), трудности транспорта, дороговизна путешествия делали путешествие в горную часть Кавказа в середине XIX века делом практически нереальным.  Изучением его немного занимались ученые, которые работали при государственных учреждениях императорской администрации. Однако горы как таковые их интересовали не в первую очередь, и не во вторую. Ведь изучать нужно было всё: и природу во всём многообразии, и народы. Да и понятия об альпинизме, о восхождениях, просто о горах как отдельных объектах еще не было. Горцы редко давали отдельным вершинам имена, да и то они были связаны с их хозяйственной деятельностью. Подниматься на них можно было, например, с научной целью, но только на те, где можно пройти пешком.  Тем не менее, в ранние периоды освоения Кавказских гор были совершены смелые попытки. Однако назвать их альпинистскими восхождениями было бы преувеличением, по-моему…

 Ранняя история восхождений на Казбек по книге  Александра Титова «Казбек». Государственное издательство «Физкультура и спорт». Москва, 1938 г.

 Первые сведения о Казбеке. От XVIII в. дошло до нас сообщение, записанное несколько позднее грузинским писателем Иоанном Батонишвили в его сочинении «Калмасоба». Оно гласит, что некий Иосиф Мохевец «совершил восхождение на вершину Казбека, на которую не вступала нога человека». Если в основе этого легендарного сообщения лежит действительный факт восхождения, тогда безвестный мохевец становится современником, а возможно и предшественником знаменитого Жака Бальма, швейцарского крестьянина (не верно, к Швейцарии савояр Бальма не имел отношения, ред.), родоначальника альпийских проводников, который первым взошел на вершину Монблана (4800 м) в 1786 г.

Есть мнение, что Иосиф – это Безуртанов, ингуш из деревни Гергети, дед знаменитых гидов Яни и Исаака. В реальность этого восхождения трудно поверить, трудно придумать мотивацию, трудно представить технические аспекты, кажется, что подобное восхождение имело бы более «широкую прессу» и осталось бы в памяти тех же гидов Безуртановых. Они бы не молчали по этому поводу. Да и при попытках Паррота это обстоятельство было бы известно, и ему бы посоветовали соответствующего гида, либо рассказали о нём. Фрешфильд в своей книге приводит целую россыпь легенд, которые ему рассказали в Казбеги. Но в них нет и намёка на возможность восхождения. А сами горцы, даже самые сильные, принципиально отказались восходить, условно говоря, за «снеговую линию».

 Скорее всего, речь шла о выходе в высокогорную зону именно в плане поисков сокровищ. Ред.

 В это же время Якоб Рейнеггс, врач при дворе последнего грузинского царя Ираклия II, путешествуя, собирал сведения о Казбеке, который называл «снежной горой селения Степан-Цминда». Он записал предание о сокровищах, спрятанных на вершине этой горы, и снова сообщил о неудачной попытке некоего грузинского священника проникнуть к ней.

 Первые исследователи Ф. Паррот и М. Энгельгардт. Еще во время прокладки дороги, до открытия колесного движения по ней, в 1811 г. в ущельях Казбека работали будущие крупные ученые Фридрих Паррот и Мориц Энгельгардт. По поручению правительства они проводили первую орометрическую нивелировку Крыма и только что «присоединенного» Кавказа. Во Владикавказе их встретил один из князей Казбеков и проводил до сел. Степан-Цминда с отрядом казаков «ввиду опасности пути».

 Обоим будущим профессорам  Дерпта  вместе было всего-навсего 50 лет. Двадцатилетний Фридрих Паррот, будущий покоритель вершины Арарата, был еще студентом Дерптского университета. Он был полон юношеского задора и дерзаний. Пока Энгельгардт, на котором лежала вся геологическая часть экспедиции, исследовал окрестные ледники, совершая ежедневные восхождения к их языкам, он задумал взойти на вершину Казбека. Князья Казбеки подыскали ему спутников из числа местных жителей, но те, достигнув с Парротом снеговой линии, отказались следовать дальше. Паррот пытался идти один, но плохая дорога и собственная неопытность помешали ему подняться выше 3907 м.

 5 сентября, через пять дней после своей неудачи, Паррот снова вышел к вершине, но уже в сопровождении четырех солдат, которых ему дали из Степан-Цминдского укрепления. Тем путем, который знают теперь тысячи альпинистов, мимо Цминда-Самеба по хребту Квена-мта и через Гергетский ледник, они направились к вершине. Но припадки горной болезни у большинства солдат и разыгравшаяся снежная буря снова заставили их вернуться. Упрямый Паррот задумал третье восхождение и только рано наступившая зима заставила его вместе с Энгельгардтом прекратить работу и покинуть ущелье.

 Пребывание их на Казбеке значительно обогатило науку. В своем совместном труде, который вышел в 1815 г., Паррот и Энгельгардт дали первые сведения о флоре и горных породах Казбека, а также оставили интересное описание современного им Владикавказа и Военно-Гру­зинской дороги.

 Попытка доктора Коленати. Открытие в 1814 г. колесного движения по Военно-Грузинской дороге значительно облегчило путь к Степан-Цминде.

 В 40-х годах Казбек неоднократно посещал доктор Коленати, ученый, работавший в Петербургской Академии наук. Он исследовал геологическое строение Казбека и его ледники, иногда охотился на туров с мохевцами, сопровождавшими его в горах. 11 августа 1844 г. он предпринял попытку взойти на Казбек. В спутники себе Коленати отобрал пять человек из жителей сел. Казбек и Гергети. Ему удалось подняться на 500 м выше Паррота, но плохая погода заставила его вернуться.

 Он был уверен, что от высшей точки, достигнутой им (4436 м), до вершины оставалось всего 60 — 70 м. На самом же деле впереди лежал труднейший участок с подъемом более 500 метров.

*******

 В 50-е-60-е годы XIX века в Альпах произошли большие изменения, которые можно даже назвать революцией.

 После периода революций 1848-1850 годов и Крымской войны, в Европе наступило некоторое затишье, относительная стабильность.  Английская империя находилась на пике своего могущества, высоко возвышаясь над другими странами. Развитие железнодорожного транспорта облегчило организацию дальних поездок и путешествий, которые стали доступны даже представителям среднего класса. К тому времени Альпы стали модным местом отдыха для сотен  или даже тысяч туристов с Британских островов.  Многие из них начинали совершать  горные восхождения и постепенно проникались спортивным азартом.

 "Золотой век" альпинизма, так называют историки этого вида спорта период с 1854 по 1865 годы. Это был период интенсивного изучения высокогорной зоны и покорения основных вершин Альп. Инициаторами и главными действующими лицами были практически одни англичане, хотя при восхождениях им принадлежала чаще роль ведомых.  Основная же нагрузка падала на плечи нанимаемых проводников из числа местных крестьян и охотников, сильных, мужественных и выносливых "детей природы".

 Альпинизм тех лет  во многом носил исследовательский характер.  На восхождение было принято брать измерительные приборы, писались подробные отчеты,  в том числе по температурам на разных высотах.  Ведущие альпинисты стремились, прежде всего, найти новую непокоренную вершину,  отметиться в хронике красивым первовосхождением.

  Понятно, как бы ни был велик горный массив в центре Европы, количество «непокорённых» вершин всё же ограничено и из года в год стремительно уменьшалось. "Золотой век", как век первовосхождений, закончился в 1865 году, восхождением на знаменитый и труднодоступный Маттерхорн.  Еще оставались «не взятые» горы, но уже требовался некоторый новый тренд, новые направления.

   По окончании «Золотого века», когда главные первовосхождения были совершены,  в альпинизме наметился  некоторый  застой. И далее в Альпах эволюция пошла по направлению усложнения маршрутов, поиска новых путей к вершинам, стали совершаться восхождения без проводников и в зимнее время.

  Но принципиально новое слово было сказано Дугласом Фрешфильдом и его спутниками, который своим смелым путешествием на Кавказ в 1868 году, открыли новую главу в истории покорения гор: "Альпинизм за пределами Альп".  До них многие ученые исследователи посещали горные районы и даже совершили восхождения. Примером может служить всем известная экспедиция  в Южную и Латинскую Америку Александра фон Гумбольдта. Однако их подход никак нельзя было назвать альпинистскими. Мало интересовались они опытом горовосхождений,  плохо готовились к подъему в горы, при малейших технических сложностях ученые отступали, описывали маршруты языком художественной литературы, а не в виде передачи опыта последующим восходителям. То есть, до «Золотого века»  понятия альпинистской культуры не существовало, после 1865 года первым из своих коллег вырвался за пределы Альп именно Дуглас Фрешфильд. Он был и одним из самых богатых из альпинистов, и одним из самых фанатичных. Был профессионалом: альпинистом-географом, географом-альпинистом. Но на момент начала экспедиции Фрешфильд был просто свежим  выпускником Оксфордского университета, с солидным опытом альпийских путешествий и восхождений, и с уймой прочитанных книг.

 Сам Фрешфильд начал планировать альпинистскую исследовательскую экспедицию в какие-нибудь далекие горы еще в школьные годы, но окончательный выбор страны был сделан благодаря одному из активнейших лидеров Альпийского Клуба тех лет Херфорду Бруку Джорджу (1838 – 1910).

 Джордж не был среди учредителей  Альпийского Клуба в 1857 году.  Он присоединился к активистам только через пару лет. Какое-то время собрания Клуба проводились на территории New College, учебного заведения, в котором Джордж был одним из ведущих преподавателей.  В общем-то, тогда стало ясно, лучшего редактора для вновь создаваемого издания под названием Alpine Journal, лучше не придумать. Адвокат по образованию, он стал преподавателем ряда дисциплин, и ученым историком, высоко эрудированным человеком. Годы спустя, он написал несколько книг по истории, в том числе классический для Англии труд о России, то есть, о вторжении к нам Наполеона.

 Можете при случае ознакомиться. Такой другой взгляд из тумана на события 1812 года.

 Известно, что среди членов Альпийского клуба были споры о том, можно ли заниматься альпинизмом за пределами Альп. Джордж не принадлежал к числу любителей словесных дискуссий, но сказал самое весомое слово в этом споре.

 2 мая 1865 года он выступил на собрании Альпийского Клуба с достаточно большим сообщением под названием «Mount Elbrouz and attempted Ascent of  a Russian expedition». Позже текст этой небольшой лекции был помещен в первом томе Альпийского журнала.

  Начало выступления было достаточно оригинальным. Джордж упрекает английские власти, в том, что они позволяют «этим русским» украсть у Европы высочайшую вершину континента. Английское правительство протестовало, когда царь подавлял польское восстание, защищало черкесов, не дает «проглотить» Турцию, а тут молчок. Русские объявляют, что Эльбрус является высочайшей горой Европы, а не Монблан. Это воровство!

 Красивая заставка, не более того. Если разбираться,  то расположением Эльбруса в Европе, то есть, проведением границы по Главному Кавказскому хребту, мир обязан европейским ученым. В России всегда более популярной была идея границы по Кумо-Манычской впадине.  Но представьте, каково было бы европейцам выговаривать  это словосочетание!

  Далее Джордж дал  краткий обзор всего, что известно было о Кавказе, в том числе и как об альпинистском объекте.  И переходит непосредственно к анализу материалов в восхождении на Эльбрус 1829 года по материалам российско-немецкий ученых Ленца и Купфера. Подходит он к ним прямо скажем критически.

 Сам Джордж Эльбруса не видел, но думает, что на пять с половиной тысяч метров взойти без альпинистских навыков невозможно. Затем  следует предположение, что видеть  вершину  с большого расстояния Емануэль не мог,  следовательно, не мог видеть на ней горца. При этом Джордж почему-то определил, что смотрел генерал на Эльбрус с расстояния в 65 миль! То есть, дальше Пятигорска. Реальное расстояние по прямой от поляны Эмануэля до вершины вряд ли больше 12 километров.

 А раз генерал  говорит, что видел, значит,  врет, сознательно, чтобы отличиться перед  царем. А «черкес» Киллар врет, чтобы получить обещанные за восхождение деньги, а академики, которые тоже не видели его на вершине, подпевают генералу. Что с них взять, если они впервые  в жизни увидели  «живой» ледник. 

 Правда, Емануэль не говорил, что видел  Киллара на вершине, он лишь исчез из видимости в ее районе.  Киллар шел грамотно, точно по графику, намного впереди других, был в отличной физической форме. Если он не ходил на вершину, то значит, прятался часа два на скалах, чтобы обмануть «неверных». Но следом за ним шел казак, который мог видеть лидера  и отобрать в случае его неудачи первый приз. Кстати, горцы на практике показали, как надо ходить на Эльбрус англичанам, вскоре после  выхода статьи Джорджа, в 1868 году.

    И еще. Ни генерал, ни император, ни ученые не предавали факту восхождения какой-то чрезвычайной  роли. На первом плане стояли научные и политические результаты экспедиции. Что касается академиков, все они были блестящими учеными и  все их слова и собранные данные  отличались немецкой пунктуальностью и точностью.  Генерал Емануэль никак не выглядит  тупым служакой.  Хорошо бы он выглядел в глазах  более тысячи человек, если бы заставил их праздновать событие, которого не было.  Да и российские военные, офицерский корпус того времени, был едва ли не самым образованным и культурным в мире. Это было поколение Пушкина и декабристов.

  Словом, с выводами лекции Джорджа мы не согласны почти по всем пунктам. Именно с его подачи большая часть мировых справочников, энциклопедий и т.д.  не указывали и не указывают  Киллара Хаширова в качестве   первовосходителя на Эльбрус. Чаще всего называется имя Дугласа Фрешфильда, который присутствовал на той исторической лекции. И без сомнения 20-летний студент в мечтах уже переносился в загадочную страну,

  Чудесная фотография  и необходимый комментарий.

   «Ветер странствий» – для любителей гор и путешествий   моего поколения это сочетание слов звучит как что-то значительное. Так назывался ежегодник, выпускавшийся издательством ФиС. При дефиците тех лет на литературу и огромном спросе, каждый его выход был событием. И купить его  почиталось  обязательным, так же как и собрать коллекцию предыдущих выпусков.  «Ветер странствий» создавался Г. Трипольским и, благодаря его умелой работе,  каждая статья сборника читалась, и иногда читалась  и по много раз. 

 Мне посчастливилось попасть в число его авторов, в последнем сборнике, перед тем как выпуск этого издания прекратился.  На какой-то период вообще литература данного формата показалась исчезнувшей из нашей жизни.

   В начале нового века издатель, известный горный турист, мастер спорта Игорь Балабанов решился на настоящий поступок, попытался возродить выпуск ежегодника.  Такого же капитального формата и содержания.  «Чтобы каждый хотел поставить его себе на книжную полку» -  так он говорил о своей задаче.  

  Прежде всего, спасибо Игорю, спасибо за попытку, и за честь, которую он мне предоставил, пригласив в число авторов.  Но тут речь пойдет о критике. Дело в том, что для  иллюстрации статьи об истории альпинистского освоения Кавказа мною было предоставлено несколько фотографий. Из них опубликована оказалась одна. Но, к сожалению, подпись под ней была со мной не согласована. В результате появилась досадная ошибка. Которую я не вправе не попытаться исправить.  Мне кажется, что дело это важное.

   Когда я впервые (в 1982 году) увидел эту фотографию  в книге Р.Кларка «Иллюстрированная история альпинизма»,  посвященную 100-летию  английского Альпийского Клуба, я подумал также как сейчас редактор. Руководитель экспедиции достопочтенный  Дуглас Фрешфильд, имя которого известно любому грамотному альпинисту, представлялся важным и властным человеком. Это казалось естественным подумать, что именно он сидит в центре группы. Несколько смутило, но не заставило серьезно задуматься, что на других фотографиях, более позднего периода  (в ежегоднике Руского Горного Общества, польской книге Болеслава Хващинского  и  журнале «На суше и на море») пожилой  Сэр Дуглас не совсем  похож на мужчину сидящего в центре кавказской фотографии 1868 года. Наверное, изменился с годами….

   И только  в 90-е годы,  не помню уже где, но я увидел настоящую подпись под фотографией. И буквально стукнул себя по голове, да как же сам не мог догадаться, что  центральный персонаж фотографии – это не вовсе Фрешфильд.  И это логично и понятно, в центре должен сидеть самый авторитетный и опытный  участник экспедиции.  А им был  самый взрослый  в этой компании  – Адольфус Мур.  Ему было тогда 27 лет, это был  не только заслуженный в команде альпинист, но и  сложившийся бизнесмен,  сотрудник  Ост-Индийской компанией.  А его младшие партнеры, вчерашние студенты,  Фрешфильд (справа) и Таккер (слева) скромно  примостились внизу, сидя в восточном стиле, или по-колониальному.  Два друга, учившихся вместе, затем вместе путешествовавших и потом  вместе преподававших в Кембриджском Университете.  

   И это не всё, что хотелось сказать о подписи к фотографии. В «Ветре Странствий» написано, что Фрешфильд находится «в окружении своих единомышленников». Но разве это так ?  Посмотрите на окружающую публику! Какой типаж !

  Вот казак,  стоящий слева – это же вылитый Ерошка из «Казаков» Толстого.  Простота и бесшабашность, и в то же время огромная физическая сила видны в этом человеке.

А кавказец в центре! Кого он напоминает ? Мне лично - Шамиля Басаева. Какой самоуверенный и самодостаточный взгляд.  Как он держит оружие ! Сразу видно, с какой любовью он к нему относится.  Можно предположить, что и скакун у него из лучших, и вообще,  это какой-то независимый полевой командир того времени.

Какое уж тут единомыслие с англичанами ! 

Два других кавказца так же колоритны и характерны. Тот что справа,  похож на  торговца, он озабочен чем-то, наверное,  хочет не упустить возможности  заработать на англичанах побольше. Левый же смотрит самоуверенно и нагловато. Он одет, как ему кажется, богато и красиво. Видно представляет себя важным и уважаемым человеком. Возможно, это и есть переводчик экспедиции, иногда не очень надежный, иногда склонный к обману, но незаменимый менгрел Бакуа Пипия, окрещенный англичанами Полом. Случайно встреченный в Поти, он стал важной частью экспедиции. И, в целом, работа переводчика была оценеа положительно. Его рекомендовали второй кавакзской экспедиции 1874 года. 

  В контрасте с ними смотрится огромный Франсуа Девуассу, гид из Шамони. Здесь он напоминает просто слугу, постоянно (и этот момент) находящегося на службе. И когда у господ праздник, для него всё равно работа. Взгляд Франсуа какой-то отсутствующий и тусклый. Но какая мощная фигура! Девуассу действительно был больше слуга, чем гид.  По скалам лазить он не очень любил, ступени предпочитал  рубить медленно и капитально, не такие «на полстопы», как многие гиды, считавшиеся супермастерами. И с Фрешфильдом на сложные маршруты они просто стремились не попадать. Уже сам факт, того, что первыми на заключительном участке подъема на  Эльрус шли горцы Соттаев и Джаппуев, характеризует Девуассу, как не очень амбициозного человека. Ни Кнубель 1874 года, ни Бургенер 1884 и 1886 года, вперед себя никого не пускали. Говорят, что перед смертью Фрешфильд (ему было под 90) в бреду звал Франсуа и просил того достать горные ботинки. Отношение точно как к верному слуге. Отметим, что Девуассу скончался лет на тридцать раньше своего хозяина.

  Но всё же главная фигура композиции - Адольфус Мур. Вот уж кто по-настоящему играет свою роль. Для меня, например, по снимку абсолютно ясно, что именно Мур был главным авторитетом в экспедиции. Нет, он не был главным в определении маршрутов и графиков движения. Но именно ему была поручена важная секретная миссия. Как это было сделано и кем, узнать невозможно. Но упускать такую возможность британская разведка не имела права. Путешественник того времени, это, как правило, разведчик. А тут возможность проникнуть вглубь Кавказа, края  которому Англия долгое время активно помогала оказывать сопротивление России.

  Ну а как выглядел  тогда разведчик в представлении англичан?  Да вот так, как показал Мур!  Восток требует загадочности в облике, богатства в одежде и оружии,  разведчик ездит с сопровождающим его караваном. Зачем ездит? Всё должно  быть покрыто восточным туманом.  Загадочный человек встречается с местными  правителями, беседует с ним на равных, обсуждает какие-то наспех придуманные торговые дела. Потом тайно с кем-то беседует, ищет, кого можно подкупить, т.е. плетет интриги.  А сам продумывает и продумывает текст будущего отчета.

  На Кавказе всё было не так, как на Ближнем Востоке, в Индии или Юго-Восточной Азии, но сам облик разведчика Мур сохранил. Поэтому так театральна его поза, ничего от альпиниста, какой-то блестящий офицер со специальной миссией от Королевы!  В действительности всё было наверняка скромнее, и Мур не был ни офицером, ни профессионалом в разведке. Да и задачи перед ним стояли не экстремальные. Но принятие надлежащего образа ему, скорее всего, помогло. И отчет его понравился. Это подтверждает его карьерный рост, ответственные места, которые он занимал на службе. И то, что в 1874 году он вновь оказался в  составе альпинистской экспедиции на Кавказе. Хотя к тому времени альпинистских амбиций у него уже не было совсем. Так, просто позвали – и он поехал. Что, кстати, сказалось на ходе той экспедиции, которая сделала не так много, по сравнению с экспедицией Фрешфильда.

  Источником этого снимка называется семейный архив, нигде не указано в каком месте сделан снимок.  Друзья собрались втроем  в Тифлисе и там, вероятно, и сделана фотография.  Может мне кажется, но Фрешфильд и Таккер выглядят более загорелыми, чем Мур, который в горах еще не бывал.

Адольфус Мур –  альпинист № 1 60-х годов?    

Кто был сильнейшим альпинистом  Золотого века? Эдвард Уимпер!  Естественный ответ большинства знакомых с историей альпинизма.  Первовосходитель на Маттерхорн, Гран Жорасс, Эгюий Вер, Барр д’Экрен..  Конечно, сравнивать силу  и значение достижений альпинистов – дело интересное, хотя объективно некорректное. Французское капитальное издание «Знаменитые альпинисты» отмечает отдельными статьями только шесть из альпинистов, пик деятельности которых пришелся на 60-е годы XIX века.  По некоторым признакам они могут быть подразделены на пары.

 Одну пару составили Джон Тиндаль и Лесли Стивен. Именно их полемика в значительной мере отражала прогресс альпинизма в те годы. Ученый Тиндаль был старше Стивена на 10 лет. Он ходил в горы с научными и эстетическими целями, хотя честолюбия ему было не занимать. Однако увидеть профессора, идущего первым, было просто невозможно. Его оппонент Лесли Стивен входил в число интеллектуальной элиты Великобритании как бы с другой стороны. Это был один ведущих литературных критиков, искусствовед, писатель, журналист. Он был старше Уимпера, почти на 10 лет. Прекрасная физическая форма сочеталось у него с даром художественного восприятия гор. Стивен ходил много, однако по-настоящему сложных и эпохальных восхождений на его счету нет.

 Между двумя этими деятелями велась многолетняя дискуссия на тему, что главное в альпинизме. Вкратце дилемма была таковой: Для Тиндаля главное – это дух исследования,  для Стивена – дух приключения.

 Так же как нет их у других отмеченных статьями альпинистов:  Томаса Кеннеди и швейцарского профессора Эдмунда фон Фелленберга.

 Так что среди фигур, которые могли бы составить конкуренцию «одержимому Маттерхорном» Эдварду Уимперу,  серьезно можно рассматривать одного Адольфуса Мура. Они почти одногодки, Мур моложе Уимпера на полгода.

  Физически многие альпинисты Золотого века были готовы неплохо. Но на их фоне некоторые показатели Мура выглядели впечатляющими. Чего стоит, например, переход Курмайор – Монблан - Шамони за один день, или восхождение Гринденвальд – вершина Веттерхорн – спуск в Розенлауи – возвращение в  Гринденвальд за полдня. Это уровень современного спортсмена.

 Как и Уимпер, Мур  попадает в горы в 1860 году.  Уимпер был художником прикладного жанра, Мур начинающим небогатым бизнесменом, занимавшимся торговлей с Индией. Оба они не слишком восторженно смотрели на горную природу, по крайней мере, не фанатичная  любовь  к Альпам двигал их как альпинистов. Оба были практичными людьми, но, несмотря на это, оба не знали точного  ответа на вопрос, зачем им это надо. Они привыкли делать дело, которое начали до конца. И альпинизм  давал им  поле для деятельности, для раскрытия себя самого, также как и для удовлетворения своего тщеславия.

  В третий свой сезон, в 1862 Мур участвует в первовосхождении на четырехтысячник Фишерхорн. Его партнером по восхождении был Херфорд Джордж, о роли которого в истории Кавказа мы писали выше. В 1863 году Мур – уже сложившийся восходитель. Среди достижений сезона траверс массива Дом  и Лискамма.

 Пик активности Мура, как и у Уимпера приходится на 1864 – 1865 годы. И часть 1864 года они проводят вместе.  Сезон начался  с совместной экспедиции в Дофинэ, в массив Экрена. Уимпер с гидом Кроцем, Мур  с партнером Горацием Уолкером и гидом Христианом Альмером переходят из Ля Грав через перевал Бреш де ля Мэйж и далее совершают первое восхождение на высшую вершину Района - Барр д'Экрен.

После этого Мур с Альмером восходит на Монблан, присоединяется к Уимперу в Цинале, где они вместе проходят перевал Момминг. Затем в Оберланде Мур восходит на Алечхорн, Эйгер и  совершает рекордное по скорости восхождение на Веттерхорн.

 В 1865 в компании с Уолкером Мур как бы движется с востока на запад. Вначале - первовосхождение на Пицц Розегг,  в массиве Тёди, затем  первовосхождение на прекрасную вершину Оберальпеншток. Из Церматта – новое первовосхождение на четырехтысячник Обергабельхорн. И затем самое главное восхождение  – первый маршрут на Монблан с итальянской стороны – знаменитый гребень Бренва. Оно по праву носит имя Мура, который открыл его, изучил и организовал группу. В нее входили Г. Мэттьюз,  отец и сын Уолкеры (отцу было 59 лет) и гиды братья Андерегги, Мельхиор и Якоб. Это было сделано 15 июля, а днем раньше произошла катастрофа на Маттерхорне, на спуске погибли четыре из семи первовосходителей. Это было самое выдающееся восхождение Уимпера, но оно и поставило на него темное пятно на всю жизнь.

  Эта катастрофа очень сильно ударила по всей альпинистской жизни Великобритании. Она шокировала всё общество и первые годы многие даже боялись ходить в горы из-за страха общественного осуждения. Как написал один биограф Мура «он много сделал, чтобы вывести Альпийский Клуб из состояния маразма, в которое он впал после Маттерхорна». В отличие от Уимпера, личность которого альпинистская общественность Великобритании никогда не принимала, Мур пользовался великолепной репутацией. Он был секретарем Клуба, и ему постоянно предлагали стать президентом. Он отказывался, так как значительную часть времени проводил в поездках в Индию.

 В конце 60-х Адольфус Мур  открывает зимние Альпы, в течение нескольких лет он проходит ряд перевальных маршрутов и делает несложные восхождения. Его рассказы привлекают внимание альпинистов следующего поколения. И начинается целая компания совершения первых зимних восхождений, продвинувшая альпинизм в техническом плане

 Подводя итоги, скажу так. По рейтингу чисто альпинистских восхождений – лидер Уимпер. Но если на весы положить другие козыри (это, прежде всего, кавказская экспедиция, затем зимние восхождения и, в завершение, активная роль в общественной альпинистской жизни), то Мур обходит Уимпера. Правда, Уимпер еще много лет после того, как Мур оставил альпинизм, продолжал считать его своим главным занятием в жизни. Не только следил за всем происходящим и писал путеводители, но и совершил выдающуюся экспедицию в Южную Америку, много ходил в горах Канады.

 Уинстон Черчилль (1874 – 1965), кстати бывший в молодости альпинистом, и взошедшем на десяток альпийских вершин называет в своих воспоминаниях Мура «замечательным человеком». Но не за альпинистские заслуги, точнее, в первую очередь не из-за них. Немного тогда было в Англии таких «селф-мэйд» персон, как он. Начав карьеру бизнесменом практически с нуля, Мур переходит на государственную службу и занимает высокий пост личного секретаря  Лорда Рэндольфа Черчилля (отца Уинстона). А затем Муру доверяют более высокий пост - главы  Политического департамента  Индийского офиса. Довольно ранняя смерть от инфекционного заболевания, полученного во время очередного морского перехода, оборвала его развивающуюся карьеру политика. Мур умер в госпитале Марселя в 1887 году.

 Он был близок к тому, чтобы стать первым человеком, взошедшим на обе вершины Эльбруса, но не стал им....

 Дуглас Фрешфильд. Становление.

   Весь Лондон знал о восхождении на Монблан по уникальному театрализованному шоу, которое в течение нескольких лет проводил  в одном из лучших залов британской столицы   журналист Адам Смит. Спектакль повествовал  преимущественно о его собственном восхождении на высшую точку Альп в 1851 году. Также рассказывалось о Соссюре и Бальма, о гибели гидов в 1820 г и о «невесте Монблана», французской  графине Анриетт д’Анжевилль. Спектакль шел достаточно регулярно в течение 9 лет! Многие романтически настроенные особы женского пола,  выходя из зала, страстно желали стать альпинистками. И части из них это удавалось. На одном из первых представлений была состоятельная дама, жена «солиситера» Национального Банка  Генри Фрешфильда. В истории она так и осталась, как сама себя называла – Мисс Генри Фрешфильд (1814–1901), то есть, жена Генри Фрешфильда. В девичистве она звалась Джейн Квентин Кроуфорд, представительница мощного рода, который до сих пор играет в жизни Великобритании значительную роль. Её два брата были видными политиками своего времен. С собой мадам привела  маленького сына. Его звали  Дуглас и  родился  он  26 апреля 1845 года.

 Первое свое восхождение  Дуглас Фрешфильд  совершил в 1850 году, возрасте 5 лет, в горах Уэльса. Это была высшая точка района – гора Сноудон. Несложная, конечно, по тропе. Его отец занимал один из важнейших постов в Государственном Банке Британии,  мать  увлекалась  литературой, историей, географией и … альпинизмом.  Родители    брали  с собой единственного сына  в Альпы, куда они выезжали  почти каждое лето.  Особенно насыщенными были их путешествия 1859 и 1860 годов, когда они прошли пол Альп, при этом совершили четыре альпинистских восхождения. Мисс Фрешфильд даже написала отдельную книжку по этому поводу: «Леди на альпийских тропах». Первая альпинистская книга, написанная женщиной, между прочим.

     Будучи студентом,  Фрешфильд  уже самостоятельно каждое лето выезжает в различные районы Альп для исследований и восхождений. В семнадцатилетнем возрасте он впервые поднимается на Монблан. Его гидом был  Франсуа Девуассу, высокий сильный мужчина, отличавшийся добрым нравом и большой физической силой.

  Дуглас Фрешфильд, несмотря на молодость, успел внести свой вклад в освоение альпийских массивов в  период «золотого века».  Объектом исследований он с друзьями  выбрал  горы  Ломбардии (Бергамские Альпы),  Доломиты, Энгадин (Ченгало, Презанелла, Чима ди Брента и др.). Всего на счету Фрешфильда 20 первовосхождений в Альпах, самым популярным сейчас является классический маршрут на Тур Ронд в массиве Монблана.

 Но первым его по настоящему выдающимся достижением была экспедиция 1868 года на Кавказ, которая признается первой в  главе "Альпинизм за пределами Альп"...

Продолжение следует, часть 2

Поздравляю с Днем рождения альпинизма!  Желаю удачи в горах! Они должны быть источником и местом счастья. Хотя не всегда этот так, к сожалению...

Дата рождения альпинизма определена  очень четко - это 8 августа. Это день перрвого восхождения на Монблан, по поводу которого сказано и написано много. Но на первом плане, почему-то, оказывается явно недостоверная информация. Первых восходителей Жака Бальма и Мишеля Габриэля Паккара называют швейцарцами, что очень далеко от истины.

Герои 8 августа родились и прожили всю жизнь в Савойе (герцогство Савойя), которая большую часть времени, им отмерянному, находилась в составе так называемого Сардинского королевства, главной частью которого, правда, было княжество Пьемонт (столица Турин). По национальности их однозначно можно называть французами, но никак не швейцарцами.

 1786 год был мирным (может быть, последним на долгие годы) для Европы: заключались торговые договора, укреплялись семейные связи между монархами, ученые занимались науками, поэты - стихами, художники – картинами. Крестьяне растили урожай и детей, города расширялись и обновлялись. По большому счету, ничего не предвещало той страшной бури, которая разразилась уже через несколько лет. 32-летний французский король Людовик XVI еще думал, что всё само собой наладится, что финансисты поноют и найдут как всегда выход из надвигавшихся дефолтов. А на дерзкие идеи кучки либералов можно не обращать внимания. Англия через 10 лет после потери американских колоний уже перестала обижаться и привыкла жить по-новому. Вовсе не плохо. Европа проводила в последний путь Фридриха Великого, грозного когда-то воина, заканчивавшего жизнь спокойным домоседом. 

В мирной, процветающей и богатой, к тому же республиканской, Женеве все восхищались  семейством Горация Бенедикта де Соссюра. Сам он блистал, выдавая одно научное открытие за другим,  руководил всей системой образования города-государства, успешно реформировал ее. Его политическая позиция была сильна, Соссюр был одним из авторитетнейших лидеров Женевы, сумевшим удержать ее от смут конца 70-х. Это был просвещенный консерваторо, который верил, что разумное развитие общества не нуждается в смутах и восстаниях. И что Женева даст миру пример правильного, рационального устройства.

 Гораций (Орас) Бенедикт де Соссюр - отец альпинизма. Самому ему и его семье этот портрет не понравился. Хотелось выглядеть моложе:)

 Дети подросли, радуя своими успехами самого Соссюра и его верную, любящую супругу. Полная идиллия. Правда, здоровье начинало подводить 46-летнего аристократа, он немного сомневался, сможет ли подняться на вершину Монблана. Это когда путь будет, наконец, найден. А дело шло к тому…

  Мишель-Габриэль Паккар и Жак Бальма

 Нужно сказать о том, что запущенная каким-то некомпетентным типом, версия, что это были «швейцарцы», не выдерживает критики. Герои 8 августа родились и прожили всю жизнь в Савойе (герцогство Савойя), которая на момент восхождения находилась в составе так называемого Сардинского королевства, главной частью которого было княжество Пьемонт (столица Турин). Швейцария была далеко, с ней не было практически никаких связей, ведь Женева, Невшатель и их окрестности также в нее также не входили. Так что и Соссюра называть швейцарцем не совсем верно!

 Как известно история начинается с того, что в 1860 году 20-летний студент, парктикант Женевского университета  Гораций Бенедикт де Соссюр (1740 – 1799) объявил о присуждении денежной премии тому, кто найдет путь восхождения на вершину высочайшей горы Альп Монблана. С разрешения местного священника, он разместил письменное объявление об этом на дверях церквей во всех коммунах ущелья. Так что об этом узнали все, даже неграмотные. Это даже возбудило в местных мужчинах некоторый энтузиазм, были даже сделаны попытки – правда, далекие от успеха. Никто не верил по-настоящему в успех. Может просто не нашлось соответствующего этой миссии «чудака»? Или просто время не пришло?

Кстати, о чудаках. Самое время упомянуть об одном из них. Занимался поисками пути восхождения на Монблан другой женевец - Марк-Теодор Бурри (1739 - 1819), сын часовщика, певчий в храме, художник, журналист и т.д…. В жизни его горы заняли значительное место, он много путешествовал, в общем, 60 лет подряд, практически каждый год! Бурри много о них писал, называя себя «историографом Альп». Он действительно им был, издав пару книг и написав огромное количество текстов про Альпы. Человек необычайной энергии, он очень часто вел себя странно. Так, свои "гениальные" по его мнению, картины он рассылал европейским монархам, выпрашивая у них вознаграждения , публично называл себя обладателем "лучшего голоса в мире" и т.д… Бурри открыл для себя Альпы почти одновременно с Соссюром в начале 60-х и не мог жить без них. После восхождения на Пик Бюэ (1775), он «загорелся» идеей штурма самого Монблана. Как хороший художник он иллюстрировал книги Соссюра, оставив бесценные свидетельства внешнего вида гор той эпохи.

 Автопортрет Бурри, тут он сам себе явно понравился

  Но пора уже начать представлять настоящих героев 8 августа. Мишель-Габриэль Пакккар (1757-1827) - сын зажиточного местного нотариуса (notaireroyal), местная элита. Клан Паккаров уже тогда владел парой гостиниц и до сих пор в Шамони есть гостиница, носящая их имя. Отец, который нотариус, нашел средства для обучения сыновей: один из них стал адвокатом, другой – священником. Третий – собственно наш герой, Мишель-Габриэль, долго учился на врача в Турине и Париже. Еще будучи 18-летним студентом, на каникулах сопровождал англичанина Томаса Блэйки в его попытке найти путь восхождения на Монблан. Вернувшись в родное Шамони в начале 80-х, Паккар, вместе с братьями, включился в поиск пути к вершине. Честолюбивый молодой человек стал рассматривать это не просто как хобби и, тем более, не как попытку подзаработать. Аккуратные записи о своих научных наблюдениях свидетельствуют о том, что он считал себя ученым и мечтал, наверное, о больших свершениях. Более того, сохранилась пара чисто научных статей молодого врача, посвященных геологическим наблюдениям и атмосферным явлениям в горах.

Летом 1783 года Паккар присоединился к попытке восхождения команды Бурри, которого знал уже много лет. Они еще в Париже много времени проводили вместе. И теперь вместе отправились к леднику Боссон, к Монблану, по стандартному пути через Монтань де ля Кот. Длительная непогода не дала возможности предпринять серьезную попытку пробиться выше. Это был последний совместный выход Паккара и Бурри. Что между ними произошло, какая размолвка, точно неизвестно. Ясно только, что между ними возникла неприязнь, на грани вражды.

 В 1784 году попытки найти путь продолжились с новой силой. Паккар несколько раз выходил на поиски маршрута. Сначала он с гидом Пьером Бальма прошел по леднику Мер де Гляс, откуда взойти на Монблан очень сложно даже сейчас. Решено было разведать противоположный юго-западный склон. На этот раз Паккара сопровождал гид Жан-Батист Жакэ. Через перевал Коль Воза они прошли на ледник Бионносэй и далее скальному склону почти поднялись на Эгюий дю Гутэ (не дошли метров 100). Через некоторое время Бурри, прослышав про этот маршрут, вышел на него с большой компанией гидов. Сам женевец остался на Тет Русс, где занялся рисованием, а вот гидам Ж-Б. Ломбару и Ф. Гидэ удалось подняться не только на Эгюий дю Гутэ (3835м), но и пройти траверсом до Коль дю Дом (4237м), вплоть до скал, где сейчас приют Валло. По возвращении Бурри написал статьи и разослал по всей Европе письма, в которых всячески превозносил свой подвиг. Он считал, что путь к Монблану найден и пригласил Соссюра в следующем году принять участие в совместном восхождении. Или точнее, Соссюр не смог отказать Бурри принять участие в экспедиции, признавая заслуги того в открытии маршрута.

Сам Соссюр в эти годы ежегодно совершает большие исследовательские поездки по Альпам. Много ходит пешком, через перевалы, изредка восходит на незначительные вершины. В тот год в Шамони он встретился и познакомился с Мишелем-Габриэлем Паккаром. Поселился в их гостинице, пригласил молодого врача на обед. Соссюр очень положительно написал о Паккаре в своем дневнике. Но дистанция между ними была сохранена, тут и возраст, и социальный статус.

1785 год. Лето этого года было аномально влажным, поздняя весна – масса снега в горах. Экспедиция откладывалась и откладывалась. Гиды слали письма в Женеву и получали ответы. Соссюр выделил деньги на строительство хижины, где-то в районе нынешней «охотничей» хижины в районе Ронь (2750м). Гиды сложили ее из камней, занесли сено для ночевки. В сентябре, уже на исходе сезона, гиды Ломбар и Пьер Бальма решились идти и дали знак в Женеву.

 Склон, по которому производилась попытка восхождения в 1785 году, и где ходят сейчас

 Путь через Дом дю Гутэ, ныне самый популярный маршрут, был слишком сложным и для Соссюра, и для Бурри, и для его сына Исаака. И вышли поздно из-за холода, и снега много было на скалах, и состав был слишком большим – 12 человек (9 гидов + 3 сеньёра). Во время восхождения на вершину Эгюий дю Гутэ попала только пара гидов, остальные благоразумно повернули с середины гребня. Неудача. Бурри позже критиковал академика, в частности за то, что тот слишком много времени уделял научным наблюдениям и вообще плохо шел. Это было правдой, хотя сам певчий тоже был не на высоте. Он спускался оригинальным способом - висел на плечах впереди идущего гида, в то время как сзади его держали за пояс. Академик же спускался страхуемый тремя веревками, при этом ноги его переставлял впереди идущий гид. Соссюр был обвязан веревками «как в тюрьме» - так написал позже Паккар. Замучали они бедных гидов.   Соссюр же, проанализировав маршрут, пришел к выводу, что идти нужно все же со стороны Шамони. Другой вывод был следующий: больше никаких спутников, партнеров по восхождению! Только он и гиды.

1786 год

  В том далеком от нас году шамонийские гиды, энтузиасты штурма Монблана были настроены очень решительно. Планы восхождения были их дежурной темой длинными зимними вечерами за стаканом вина. Как только в июне установилась благоприятная погода, шамоньяры развернули целую операцию по разведке возможного пути восхождения. По общему мнению, оно было возможно только через Дом дю Гутэ и главным считалось уже определение лучшего направления подходов – с севера или и юга.

Практически все дееспособные проводники занимались поиском маршрута и постепенно сформировалась ударная группа из самых сильных: Ломбар, Каша, Франсуа Паккар, Пьер Бальма... 24-летний Жак Бальма в их число не попадал, его всерьез тогда не воспринимали. Жак имел репутацию большого оригинала, не желающего быть как все. Жил он на хуторе в Боссоне, считался не очень хорошим хозяином, так как очень много времени проводил на охоте и в поисках кристаллов горного хрусталя. Да еще имел репутацию хвастуна… Тем не менее, именно его горный кристалл купил, гостивший в Шамони великий Гёте. Хотя не все в Шамони этому поверили.

  Так или иначе, но Жак Бальма заинтересовался идеей восхождения на Монблан. В конце июня состоялся его большой разведывательный выход, во время которого он вычислил будущий путь восхождения. Обычная версия выглядит так: узнав об очередном выходе гидов на поиск пути, как бы случайно, в поисках кристаллов, пошел по следам группы. Четверо его старших товарищей по стандартному пути через Гран Мюле дошли до седловины Коль дю Дом и попытались пройти по узкому обледенелому гребню Босс. Место несложное, но это по нынешним меркам, тогда, без кошек, идти его не решились. Наступали сумерки и гиды пошли на спуск. Все, кроме Жака Бальма. Отстав, он продолжал всматриваться в верхние склоны "белой горы". Спустившись чуть ниже, Жак переночевал на леднике, сидя на первых попавшихся камнях. Утром у него хватило сил осмотреть другой вариант подъема. Жаку показалось, что он нашел желанный путь восхождения. С уверенностью в себе у парня было всё в порядке, он сам поверил в удачу.

  Так ли это было?  Есть еще текст, согласно которому Бальма провел на леднике 4 дня и в одиночку поднимался к гребню Босс еще до того, как там появились другие гиды. 

Немного спустя состоялась историческая встреча двух героев нашего повествования. Тут самое непонятное место в этой истории. Даже сам Жак по-разному рассказывает о нем. Почему собственно они оказались вместе: Бальма и Паккар? Когда это встреча происходила? Между разведкой и штурмом прошло почти полтора месяца. Наиболее достоверной является версия, что они много общались в последние дни в связи с болезнью новорожденной дочки Жака. Но она родилась примерно 20 июля, была неизлечима и умерла где-то в момент восхождения. Или же они контактировали ранее по поводу родов. В любом случае, возникло некоторое доверие между двумя людьми. Бальма, который первоначально собирался выходить прямо на Соссюра, подумал, что более надежно сходить сначала с кем-то, кто не составит потом конкуренцию в качестве гида. Паккар в целом представляет всю картину так, что это он искал с кем пойти на гору, и под рукой оказался Бальма, который кроме того имел свой вариант подъема. Кстати, Соссюр об их восхождении записал, что его сделал Паккар в сопровождении гида Бальма. Однако ничего не известно о том, платил ли доктор за услуги проводника. Похоже, что нет.

 Маршрут Бальма - Паккара (по алфавиту). Сейчас по нему не ходят

7 августа 1786 года Паккар и Бальма вышли из Шамони, по отдельности, без лишнего шума и не привлекая внимания конкурентов из числа гидов. В разных источниках указано разное время выхода. На вершине Монтань де ля Кот восходители заночевали, в сложенном из камней примитивном убежище. Утром 8 августа было безветренно и тепло. Шли по леднику без веревки, определяя трещины альпенштоком. На Большом плато заплутали среди трещин. Проваливаясь по колено в снег, восходители начали быстро терять силы. Здесь окончательно выбрали путь - влево к северному гребню. Подъем был мучительно тяжелым, восходители беспрерывно останавливались и валились в снег. Не один раз хотели повернуть. Все же воли хватило, сделали еще одно усилие, и буквально вползли на высшую точку. Позже Бальма рассказывал, что он всю дорогу тащил и тянул ослабевшего доктора. Зачем спрашивается? За их подъемом следили из долины и ничего подобного не видели. Шли вместе, причем Паккар первый поднялся на вершину, где установил красный флаг.

Выходя на восхождение, Паккар прекрасно понимал, с какими оппонентами он будет потом иметь дело. Поэтому он решил обзавестись надежными свидетелями и посетил самого авторитетного из гостей Шамони - силезского барона фон Герсдорфа (гостившего ранее, кстати, у Соссюра). Бальма утверждал, что это он договорился с бароном, что маловероятно. В любом случае, кое-кто знал о попытке восхождения. Поэтому было естественно то, что информация разошлась по селению и все кому это интересно, наблюдали за продвижением двойки к вершине.

Барон наблюдал в хорошую подзорную трубу ход восхождения и записывал в журнал его хронологию. Кстати, среди тех, кто был вместе с Герсдорфом в это время, упоминается некий русский офицер. Всё было зафиксировано с немецкой точностью: в 6.23 два человека взошли на вершину - первым был Паккар, вторым - Бальма. Они развернули на вершине Европы красный флаг - не из революционных побуждений, просто он хотелось, чтобы их достижение было видно всем внизу.

 Исторический сюжет на стене дома в Шамони

 Солнце уже начинало садиться, и благоразумно было бы поспешить. Тем не менее, Паккар выполнил все полагавшиеся научные наблюдения: давления, температуры, цвета неба, сделаны засечки на окружающие вершины - на все ушло 34 минуты. Только после этого начали спуск, вскоре превратившийся в кошмар. Стемнело. Идти было невозможно. Некоторое время просто сидели на снежном склоне. Повезло - вышла луна. Хорошо, что путь шел все время вниз, новый подъем им было бы просто не преодолеть! Несколько часов ушло на блуждание среди трещин, некоторые из которых переползались по связанным альпенштокам (?). К рассвету добрались до скал, где полностью истощенные, пару часов проспали. К обеду, обгоревшие и почти ослепшие от снежной белизны, Паккар и Бальма спустились в Шамони.

Соссюру сообщили об успешном восхождении уже 10 августа. И 12 августа он уже послал в Шамони распоряжение о постройке горных хижин на Монтань де ля Кот и Гран Мюле. Академик хотел повторить маршрут в этот же год. 15-го августа Соссюр принял Жака Бальма и сопровождавшего его Франсуа Паккара в Женеве. Шамоньяр приехал за наградой и с предложением своих услуг на будущее. Это уже начало другой истории…. Тоже длинной…

Тем не менее, нужно и нашу завершить эпилогом.

 Рисунки к рассказу Александра Дюма

Эпилог

Мишель-Габриэль Паккар и Жак Бальма поссорились вскоре после их совместного восхождения, но, тем не менее, долгие годы нормально сосуществовали вместе в одной долине. Паккар сделал попытку опубликовать отчет об их восхождении, но безуспешно. Восхождение Соссюра 1787 года всё затмило. Тогда Паккар понял своё место в жизни и спокойно это воспринял. Он всегда был в числе самых уважаемых людей долины Шамони и длительное время был мировым судьей и мэром. Бальма также прожил достойную жизнь. Вплоть до 20-х годов XIX века он был лидером местных гидов, организовывал прием альпинистов, командовал своими земляками, несколько раз был на вершине. Он также одно время принимал участие в управлении долиной на выборной должности. Визит Дюма-отца сделал имя Бальма известным всей Европе. Сам же Жак так и не успел окончательно стать стариком. Увлеченный идеей поиска золота, он погиб в горах в возрасте 72 лет в 1832 году. Обстоятельства до конца неизвестны.

Александр Ельков

Памятник Соссюру и Бальма в Шамони

От автора: сейчас уже не удастся остановить общий тренд. Еще пара фильмов, пара комиксов и пара книг - и станет общепринятым считать, что Мэллори и Ирвин были на вершине Эвереста. Никто аргументов против слушать не будет. Так будет везде указываться: МЭЛЛОРИ И ИРВИН 8 ИЮНЯ 1924 ГОДА, ВЕРОЯТНО, БЫЛИ НА ВЕРШИНЕ. Нет только точного подтверждения и все уверены, что в снегах Эвереста лежит фотокамера, в которой есть четкие снимки, подтверждающие факт восхождения. Оцените: в анонсе будущего фильма говорится, что их видели в 100 футах (30 метрах) от вершины! Могли ли они тогда не взойти? Почему же кто-то сомневался раньше?

В таких случаях должен же кто-то и где-то возразить! Вот я это и делаю… 

Часть 1. О сомнениях, здоровье и мотивации

---

Аналогичная, по моему мнению, история уже произошла с китайским восхождением 1960 года. Поначалу, в западном мире его никто не признал. Но потом тренд изменился и люди, которые занимались исследованиями и были заинтересованы в получении разрешения от Китая, приняли другую позицию. И теперь уже не слышно практически никаких сомнений – китайцы в 1960 году были на вершине. Трудно представить как: пройдя зону смерти без кислорода (кончился на 8600, по их словам), ночью, вверх и вниз, пройдя лазанием и без крючьев Вторую ступень (никогда не занимаясь скалолазанием), спустившись потом с нее без обвязок и не оставив там веревки и т. д ...

 Жестокая арена

 Подвигов Мюнхгаузена там было на целую страницу…. Это, конечно, другая тема, но что-то роднит, кроме места действия…

 Стоят (слева - направо): Эндрю Ирвин, Джордж Мэллори, Эдвард Нортон (руководитель), Ноэл Оделл... Остальные не так важны.... 

                                   Память и оптимизм

8 июня 1924 года, примерно в 12:50, в просвете между облаками Ноэл Оделл увидел двойку Мэллори - Ирвин, поднимающуюся по снегу, затем они взобрались по очереди на какой-то скальный выступ.

Первая его мысль была: «почему так низко ?».

Именно так описан вкратце этот эпизод у Янгхазбенда. Интересно, что в современных книгах (хотя я читал не все) об этой реакции Оделла скромно умалчивается. Приводятся обширные цитаты из его описаний, и доказывается, что видел связку недалеко от вершины.

 Удивление («почему так низко») оно, в числе прочего, основано на незнании и общем оптимизме участников экспедиции. Они почему-то считали, что с набором высоты темп подъема практически не снижается, и что на пути нет технических сложностей. Там, в настоящей «зоне смерти», из них еще никто не был, но почему-то они верили, что на решающий выход силы у них найдутся. Объективно для этого предпосылок не было, истощенные альпинисты еле волочили ноги, но вера оставалась.

Эта вера и оптимизм сохранились в памяти Ноэла Оделла до конца его дней…

Еще раз скажем, что в экспедиции сложности пути к вершине недооценивали. Это нашло своё выражение в общем оптимистическом тоне отчетной книги Янгхазбенда. Про Вторую ступень он писал почему-то, что там нет технических сложностей. Вообще, весь текст выглядит так, как будто нужно убедить всех в том, что вершина достижима и надо продолжать усилия. И собирать новые экспедиции. Хотя, если честно, до изобретения более-менее эффективных кислородных аппаратов шансов на успех не было ни у кого. Ни с 12-килограммовыми аппаратами, ни без них.

Все в экспедиции считали, что с набором высоты сложности, связанные с этой высотой особо не нарастают. Пишут, что Нортон и Соммервел не дошли до вершины «каких-то 300 метров». Чуть-чуть не дошли… А ведь с точки зрения современного бескислородного восхождения, оно как раз и начинается с 8500, до этого – просто разминка. Это для лучших альпинистов, в качественном снаряжении, в физической форме, акклиматизированных и имеющих соответствующий опыт. Это по их описаниям выше 8500 человек выходит за грань возможного, он делает это «невозможное» силой воли и с теряющимся при этом сознанием. Хорошо, когда при этом есть перильные веревки. А еще неплохо, если рядом идут товарищи с кислородом. Тут уже сложный «фэйр плей» получается. Кому, что и как засчитывать. Перечесть чистые бескислородные восхождения, окончившиеся удачно, можно на пальцах (правда, двух) рук.

До восхождения Месснера и Хабелера в 1978 году бескислородное восхождение на Эверест считалось невозможным. Это на основании многолетней практики, а не теоретических экзерсисов.

* Или возможным только для китайцев, вдохновленных решением собственного партийного собрания.

Дальнозоркость и эмоции

Однозначно определить точное место, где он видел своих товарищей, Оделл не мог. И когда к нему стали обращаться за разъяснениями 55 (!) лет спустя, начал сам сильно сомневаться. Хотя в принципе, Оделл полагал, что Мэллори достиг вершины. При этом обойдя Вторую ступень слева по ходу, по восточному склону (что практически невозможно).

Так где же видел Оделл своих товарищей?

По-моему, совсем не сложно определить.

Оделл мог видеть двойку либо ниже Второй ступени, либо в районе Третьей.

Рисунок из книги Янгхазбенда. Думаю, это самое оптимистическое преположение. Они были ниже.

 От Второй ступени до Третьей путь идет по простому гребню, который не просматривается снизу. На самой вершине Второй ступени есть сомнения, что вообще кого-то увидеть. Двоих сразу еще сложнее. И уж точно, перед этим они не идут по снегу. Не говоря о том, как туда можно было залезть, об этом потом.

Энди Полиц, Джейк Нортон, Марк Хорелл и другие утверждают, что Оделл видел двойку у Третьей ступени.

Какая бы была тогда его реакция ? Я думаю, несмотря на высоту и природную сдержанность, англичанин подпрыгнул бы и закричал: «Мы сделали его!». Как Хиллари: «Мы нокаутировали ублюдка!» Но никак не «почему так низко?» При этом ни у кого сомнений в успешном достижении вершины двойкой восходителей не было бы. И уж совсем не низко это было бы! Это был бы отличный темп, учитывая что выйти они могли только после рассвета.

 Точное место, где он видел уже двойку не установишь, но и не изменишь эмоциональную реакцию: «почему так низко».

А она говорит во всем - двойка была ниже Второй ступени.

Почему так низко? Да, это низко для достижения вершины. К тому времени (почти час дня) кислород должен был уже заканчиваться и успех без него был, вряд ли, возможен. Хотя Оделл был принципиальный противник кислорода, чем нанес, кстати, вред дальнейшим экспедициям, принявшим его доводы. Он ходил на высотах до 8200 с кислородом и без. И разницы не заметил. Правда, установив низкий расход – 1 литр в минуту. Восходители шли примерно с 2 литрами, но этого было недостаточно для поддержания высокого темпа, учитывая немалый груз за спиной. О кислороде тоже поговорим позже…

 Почему так низко?

Да, совсем и не низко. Нормально. Даже если вышли рано. Путь от лагеря до Второй ступени не представляется простым даже при навешенных перилах. Если их нет, то восходитель должен быть занят поиском пути, постоянно останавливаться и осматриваться. Это, как минимум, вдвое увеличивает время прохождения. Да и лезть кое-где надо было попеременно и с неудобным станком с баллонами.

* Это где-то там китайцы становились на плечи друг другу, на Второй ступени такой трюк не провернут даже циркачи.

 Почему так низко ?

С одной стороны, конечно, они были в плохой форме. Совсем не случайно главной причиной неудачи экспедиции в той же книге Янгхазбенда названа плохая физическая подготовка участников (такой вывод сделал доктор Лонгстафф). Темп движения всех альпинистов в экспедиции был, мягко скажем, не быстрым.

Ирвин почти неделю провел на Северном Седле. Это уже значило истощение. Эксперимент по участию молодого альпиниста уже давал скорее отрицательный результат. На высоте Сэнди был хуже других. Его мучила диарея, кашель, болело горло. Его нежное лицо обгорело, губы опухли. В дневнике он писал, что не мог заснуть из-за вызванных ожогами лица болей. Но отказать Мэллори он не смог. Вероятно, можно такое предположить, что старший товарищ  сразу сказал другу правду, что он и сам слаб. И что далеко, скорее всего, они не пройдут. Думаю, у Сэнди хватило бы сил отказаться, если бы Мэллори предложил ему бескомпромиссную попытку восхождения. Не из страха за собственную жизнь (он показал себя во всем настоящим джентльменом), а из-за нежелания быть обузой.

Подъем даже на Северное Седло Мэллори осуществлял с кислородом. Зачем? Ведь по предварительному плану до 8300 м должны были идти без масок и баллонов. С одной стороны, это был эксперимент. Думаю, еще и опасались за результат, что могут не дойти, просто не могли, не было сил. Болезни, плохое питание, недовосстановление…

Знаменитая фотография: Мэллори выходит с одним баллоном. Йохем Хеммлеб утверждает - экономили силы, потому и шли медленно и с одним баллоном. Но один баллон, значит, ходка одного шерпа была наполовину холостой. А от медленного подъема с грузом устаешь сильнее, чем от быстрого. Мэллори просто не имел сил идти с двумя баллонами даже на 7700. А некоторые хотят представить его выходящим на штурм вершины с тремя баллонами ! Этак с 20 с лишним килограммами. К тому же, крепить третий баллон нужно было каким-то особенным способом. И потом лезть по скалам.

Почему так низко?

Прежде всего потому, что не было оснований спешить! Выходить по темноте возможности не было, путь по скальным ступеням был просто опасен. Да и сбор был, наверняка, неспешным. Просто потому, что было тяжело собираться, всё замерзшее, кашель мучает, в голове муть. Вышли, когда вышли. Да просто холодно было снаружи. Думаю, часов в восемь вышли ли даже позже. И Мэллори уже сказал Ирвину: идем пока не кончится кислород и возвращаемся обратно. По дороге шло испытание кислородной аппаратуры, альпинисты останавливались, меняли количество подаваемого кислорода, отмечали скорость подъема. Мэллори записывал данные карандашом на письме. Ведь ничто не говорило им, что они в смертельной опасности. На полпути ко Второй ступени оставили пустые первые баллоны, их нашли в 1991 году…

 Когда они подошли ко Второй ступени, кислород еще был, но уже немного. Тут бы сразу валить вниз. Но… нужно было еще попробовать найти проход, слева и справа заглянуть.

 Наклонные плиты Эвереста - не самое лучшая форма рельефа для быстрого подъема, особенно когда не только нет перильных веревок, но и никаких ориентиров, где идти лучше...

 Увы, все эти рассуждения не будут играть роли.

 Общее мнение сформулировано примерно так:

ОДЕЛЛ ВИДЕЛ СВЯЗКУ НЕДАЛЕКО ОТ ВЕРШИНЫ, ТАК ПОЧЕМУ ИМ БЫЛО НЕ ВЗОЙТИ! ВЕДЬ ВЕРШИНА МАНИЛА ИХ СВОЕЙ ВНЕЗЕМНОЙ МАГИЕЙ, И ОНИ НЕ СМОГЛИ УСТОЯТЬ.

Красивая сказка про благородных, самоотверженных рыцарей! А ведь это слова Мэллори, что он не пожертвовал бы пальцем ноги ради вершины. Хотя, конечно, дело не в том, что кто хотел и насколько был фанатичен. По этому поводу для русскоязычных людей весь смысл произошедшего изложен в шутливой песне Владимира Высоцкого «Воля волею, коль сил невпроворот….» …

На бескислородный Эверест не было сил тогда ни у кого у мире, каким бы йогом он не был.

Фотографии любимых…

Известно, что в кармане Мэллори нашли письма его нью-йоркской подруги. Видно, он очень переживал, чтобы они случайно не попали в руки друзей. Груз не тяжелый, но тащить его на Эверест! Что-то в этом есть загадочное ...

А вот фотографии любимой жены, которую Мэллори собирался оставить на вершине, с ним не обнаружили. На сегодняшний день – это единственное доказательство достижения им высшей точки.

* Китайцы в 1960 году брали с собой на восхождение бюст Мао и не принесли его обратно. И это единственное доказательство того, что они были на вершине. Бюст этот, я думаю, они оставили где-то на 8300, где их восхождение и закончилось.

 А вот, где фотография Рут Мэллори?

 Уже промелькнули сообщения, что она была найдена в архивах Эдмунда Хиллари. Вот сюжетец получается! Новозеландец нашел фотографию на вершине, но так до смерти и хранил при себе тайну того, что он был не первым на вершине. Интересно, знал ли об этом Тенцинг? Наверное, Хиллари зашел первым, крикнул шерпу «подожди», а сам спрятал за пазуху улику. Или они вместе поклялись, что сохранят тайну. Но потом Тенцинг шантажировал Хиллари и заставлял того строить школы для шерпов. Извините! 

Вероятно также, что Джим Уитаккер в 1963 году нашел на вершине бюст Мао и в приливе либеральных чувств сбросил памятник коммунистическому тирану в пропасть. Нет, он должен был уничтожить его полностью, вдруг китайцы обнаружили бы осколки. Так что Джим понес бюст вниз и его уничтожили в специальной лаборатории ЦРУ, в строгой секретности. Или хранят до сих пор в секретном сейфе. Чтобы продать со временем на благотворительном аукционе. Опять же с ним был шерп Наванг Гомбу. Его должны были ликвидировать и заменить на двойника. Благо, что шерпы так похожи друг на друга.

Что еще можно нафантазировать. Да, пожалуйста:

(1) Фотографии жены у Мэллори не было вообще. Они поругались перед выездом. Потом помирились в письмах.

(2) Он ее потерял, забыл в одном из лагерей – голова то плохо на высоте работает.

(3) Оставил в палатке, когда выходил на восхождение, зная, что не дойдет до вершины. Спрятал так, что Оделл не нашел. да он и не искал.

(4) Оставил на высшей достигнутой точке, поклявшись вернуться. Там же и флаг страны воткнул. Всё потом китайцы в 1975-м (1966-68) прикарманили.

(5) Перед смертью достал, чтобы проститься, да и уронил.

(6) Отдал оставшемуся в живых Ирвину, который спустился мимо всех и до сих пор живет в одном из тибетских монастырей.

(7) Ирвин достал фотографию из кармана погибшего товарища, чтобы отнести жене, но потом сам погиб, сбившись с пути.

(8) Вытащили из кармана китайцы, возможно нашедшие тело в 1960 (1966-68, 1975), и использовали как открытку кинозвезды.

(9) Вытащил и спрятал Конрад Анкер (или кто-то из его друзей), чтобы не лишать мир интриги.

Все эти версии, кроме той, в которой Ирвин жив, я считаю более вероятными, чем то, что Мэллори оставил фотографию на вершине. Там оказаться шансов у него не было.

 Ну и видок у тебя, Шарапов!

В таком одеянии Эверест к себе пустить не мог. Не солидно....

Первая английская экспедиция на Эверест в 1921 году столкнулась просто с невероятными организационными трудностями. При этом им удалось выполнить огромный объем работы, изучить подходы к вершине. Ее итоги были скорее положительными: путь дальнейших попыток был определен, более-менее прояснилась картина о порядке организации следующей экспедиции.

В 1922 года провели детальную разведку и определили маршрут, стратегию и тактику восхождения. Были предприняты первые попытки штурма. Альпинисты шагнули за восьмитысячную отметку. В том числе и впервые с применением кислородной аппаратуры. Однако финал у экспедиции получился минорным: семеро носильщиков погибли в страшной лавине на склонах Северного Седла.

Экспедиция 1924 года стала самой важной в истории Эвереста, до 1953 года, по крайней мере. Она создала невиданную славу этой горе и создала мистерию, сюжет, в котором эта гора нуждалась. Если ее рассматривать, конечно, как медиапроект.

РОДИЛАСЬ ЛЕГЕНДА О РЫЦАРЕ ЭВЕРЕСТА

ДЖОРДЖЕ МЭЛЛОРИ, ОТДАВШЕМ СВОЮ ЖИЗНЬ

ЗА ИДЕЮ ВОСХОЖДЕНИЯ

 Джордж Мэллори и Эндрю "Сэнди" Ирвин по дороге в Гималаи. 1924 год...

Были ли Хиллари и Мэллори на вершине Эвереста?

Сомнение в том, что в 1953 году Эдмунд Хиллари был на вершине Эвереста, было высказано публично, в присутствии 1600 человек. Да еще в таком официальном месте как мюнхенский Deutschen Theater. Редактор ведущей баварской газеты Süpddeutschen Zeitung (организатора мероприятия) Томас Беккер на большом вечере, посвященном юбилею Эвереста, сказал: «доказательства жидковатые». Собственно доказательство одно – вершинная фотография. Но на ней изображен только Тенцинг Норгей с флагами. Вполне можно было сделать автоспуском! Времени было достаточно, хотя говорят, что из-за недостатка кислорода в баллонах, на вершине первовосходители были всего минут 15. Но один раз Хиллари щелкнуть то было можно!

 Фотография с вершины 1953 года. На ней Тенцинг, фотографии с Хиллари нет...

 Внук Тенцинга, Таши Тенцинг (3 раза уже взошедший на Эверест) объяснил это чисто британской деликатностью героев. Хиллари, зная, что его партнер не умеет ни читать, ни писать, думал, что, может быть он не умеет и фотографировать, и постеснялся ставить шерпа в неудобное положение. Тенцинг же умел фотографировать, но думал, что Хиллари думает, что он не умеет, и поэтому постеснялся ставить новозеландца в неудобное положение. И вообще они и в палатку обычно долго не могли залезть, потому, что каждый уступал это право быть первым партнеру по связке. Так и замерзали в штурмовом лагере, пока не собравшись с силами втиснулись в узкое горло палатки одновременно… Вот такими были люди – избранники Эвереста.

                                  ЭТО КОНЕЧНО БЫЛИ ШУТКИ!

Так что в Мюнхене доказали, что умеют веселиться, не только с пивной кружкой на Октоберфесте.

 Вечер тогда получился интересным. Присутствовали легенды европейского альпинизма Петер Хабелер, Зиги Хупфауэр, Стивен Венейблс и другие… Организаторам подыграл тогдашний депутат Европарламента от «зеленых» Райнхольд Месснер, величайший альпинист всех времен и народов. Он убеждал публику, что верит в то, что первое восхождение на Эверест было совершено Мэллори и Ирвином в 1924 году. И что, скоро найдут фотоаппарат с пленкой Кодака внутри и эта всемогущая фирма проявит пленку 80-летней давности, затем и распечатает с них цветные открытки, с вершинным снимком. Вот только не окажется ли там фотография одного Мэллори или одного Ирвина? Что тогда ….

Есть еще одна идея, она пока не озвучена, но не исключено, что это будет скоро сделано. А что если клонировать, а лучше просто воскресить Мэллори! Ткани сохранились, прогресс науки опять же. Это не намного фантастичнее, чем проявление пленки из фотоаппарата, 80 лет пролежавшего в снегах.

И тогда спросить воскрешенного Джорджа, был ли он на вершине? Боюсь, что и это не прояснило бы вопроса. Ну ответил бы он – «нет», кто бы ему поверил! Ну подумайте, любезный, вспомните, посмотрите на фотографию, может всё-таки были! Ну если не Вы, может быть Ирвин сам сходил?

Автор, наверное, уже хватит шутить!

  Но вспомните, как исследователи старательно убеждали почтенного старика Оделла. Ну, может быть всё-таки наверху Второй ступени? Или Третьей? А может они уже спускались? Посмотрите внимательнее…. И ветеран альпинизма сквозь очки рассматривал совершенно незнакомые виды горы, которую видел десятки лет назад с другого ракурса. Те несколько минут, с одной стороны - они одни из самых ярких в жизни, с другой – все детали утеряны из памяти безвозвратно, где же …. И только одно невозможно было уже исправить – его первую эмоциональную реакцию, записанную во всех книгах (и никогда не упоминаемую современными исследователями): «почему так низко?»

 Спекуляции могут быть на любую историческую тему, пока это не запрещено законом. Да и даже если запрещено. С этим приходится мириться. Истина ускользает – она нам не принадлежит. Всё что мы скажем, будет переврано и переписано нашими последователями. Историю еще неоднократно начнут писать с нуля.

У меня же есть другой вопрос:

В тот день Мэллори даже не планировал идти на вершину. Оделл этого не знал? Не догадывался?

 1924 год. Приближение кульминации

Стоят: Ирвин, Мэллори, Нортон, Оделл… Остальные не так важны сейчас...

  Погода не радовала альпинистов, они явно запаздывали по всем параметрам. Только 20 мая впервые поднялись на Северное седло. И тут опять пришел заряд непогоды, группа носильщиков под перевалом попала в тяжелое положение. Нужно было идти спасать их. Кому? Да собственно выбора не было. Нортон, Мэллори и Сомервелл. При этом у двоих последних болело горло. Благоразумнее было бы хотя бы одному из них отказаться от выхода. Сомервелл, как врач не мог себе этого позволить. Но Мэллори пошел, не только (не столько) из-за благородства. На нем висела тень 1922 года, когда многие обвинили его в гибели носильщиков в лавине на склоне Седла. После этого тибетские власти были настроены вообще запретить экспедиции. Если сейчас произойдет что-то подобное, про Эверест на ближайшие годы можно будет забыть. Это было бы самым страшным для Мэллори.

 Главное для него было - не выпасть из команды, именно место в экспедиции сильнее всего волновало нашего героя. Судя по его запискам и письмам.

 С невероятными приключениями, с падениями в трещины, альпинистам удается спустить носильщиков. Мэллори чувствует себя полностью разбитым. Он не в силах идти вместе со всеми вниз, отстает от группы и ночует в лагере 2, когда все уходят вниз. После этого врач экспедиции должен был рекомендовать Мэллори отказаться от участия в решающем штурме. Нужно было бы спуститься ниже, в долину, для отдыха, лечения и восстановления. Но альпинисты отдыхали всего дня три в базовом лагере на высоте Эльбруса.

 Вообще-то, на такой высоте силы восстановить удается с трудом. Это когда быт налажен, питание полноценное, палатки теплые. Всего этого у англичан не было.

 Следующие дни пробуждают у альпинистов надежду. Погода установилась, начинается подготовка нового, на этот раз решающего (в смысле последнего в экспедиции этого года) штурма. Мэллори не в блестящей форме, но его авторитет и активность по-прежнему удерживает его в первом ряду претендентов. Именно он с капитаном Джоффреем Брюсом (единственным здоровым участником) составляет первую штурмовую двойку. Причем выбор остановился на Брюсе, как знатоке местного языка, он должен убедить носильщиков до конца выполнить свое задание и обеспечить лагерь VI (штурмовой) всем необходимым. 31 мая их караван поднимается на Северное седло, Оделл с Ирвином идут с ними. Морально поддерживают, Сэнди следит за кислородными аппаратами.

  1 июня 1924 года Мэллори и Брюс с носильщиками поднимаются выше для организации пятого лагеря. Идут тяжело. Сильный ветер затрудняет подъем. Часть носильщиков бросили свои вещи по пути. Установили палатку на 7770 метров. Нужно поднести брошенные вещи, но Мэллори не в силах это делать. При его то воле,  это удивительно! Скорее всего, он дошел до предела. Две ходки делает Брюс и один из шерпов. Вероятно, Джордж чувствовал себя не лучшим образом. На следующее утро носильщики оказались не в силах идти наверх, уставший Брюс также не может подниматься. Группа спускается на Седло. По дороге встречают поднимающуюся двойку Нортон – Сомервелл. Мэллори страшно раздражен, ведь именно он должен быть первым, а здесь инициатива переходит к его товарищам. Хотя злится он в первую очередь на себя, не нужно было идти на этот выход не восстановившись после болезни…

3 июня Нортон и Сомервелл поднимаются с носильщиками в лагерь 6, высота около 8350 метров. 4-го июня альпинисты предпринимают попытку штурма. Идут без кислорода. В общем, все участники экспедиции признавали, что вряд ли с помощью такого несовершенного и тяжелого оборудования можно улучшить свои результаты. Ну и конкретно никто не знает, как организм будет вести себя на высотах свыше 8500 метров. Там еще никто не был.

 Двойка альпинистов траверсирует склон в направлении главного кулуара, носящего сейчас имя «кулуара Нортона». Всё еще больной Сомервелл (заболевшие в той экспедиции болели уже до ее завершения) вскоре признает свое поражение. Его душит кашель, он потерял голос. Нортон в одиночку продолжает движение, достигает края кулуара, но дальнейшее продвижение кажется безнадежным.

Достигнута высота 8581 метр, рекорд на долгие годы, хотя никто точно не знает, где закончили свой подъем Мэллори и Ирвин.

                      Если хочешь быть на вершине

  Если вы, скажем, современный альпинист, собирающийся в коммерческую экспедицию на Эверест, спросите совета опытных мастеров, как себя вести, то услышите правило № 1. Рассчитывайте, что у вас будет только одна решительная попытка штурма Горы. Вы должны оказаться в нужном месте, в оптимальной форме, обеспеченный всем необходимым и еще, чтобы повезло с погодой. Собственно смысл этого правила в следующем: не следует легкомысленно относиться к попытке штурма. Мол, сейчас не получится, схожу, отдохнув, позже. Как правило, так не получается. Хотя и предполагает неделю отдыха, даже спуск вниз, к зелени и комфорту. И не следует растрачивать свои силы в подготовительных работах, перенапрягаться в акклиматизационный период. Восстановление сил на таких высотах может быть и возможно, но скорее всего не произойдет полностью.

 Мэллори с самого начала экспедиции вел себя неправильно. Он пытался все время быть впереди, всё время быть самым активным, он проходил больше других, больше брал на себя. И Нортон не был лучшим из руководителей, наверное, просто не было подобного опыта. Необходимо было специально готовить одну, избранную двойку к решительному выходу. Хотя в 1924 году, даже если всё было бы сделано правильно, всё равно не привело бы к успеху.

  Ослабленный болезнью Мэллори после первой попытки восхождения только на одну ночь спускается в лагерь 3, место примерно соответствующее нынешнему АВС, на высоту 6500 метров. Мог ли он там восстановить силы – вряд ли, тем более что уже давно чувствует себя больным. Однако по пути вверх он забирает с собой Сэнди Ирвина, чтобы подготовиться к новому совместному выходу. На вершину?

                                Решительный штурм или имитация?

 Итак, Мэллори решается идти на новый штурм. Он уже успокоился. Окончательно после того, как вышли на Седло и стало известно, что Нортон и Сомервелл не достигли вершины. И теперь его очередь. Как быстро он понял, что шансов у него нет? Я предполагаю, что когда останавливал свой выбор на Ирвине он это точно знал. Вряд ли юноша скрывал свое плохое состояние. И когда останавливал свой выбор на восхождении с кислородом - в эти аппараты не верил, кажется, никто в экспедиции. Так что до выхода Мэллори уже практически сдался. Если бы он был в форме и бескомпромиссно настроен, он бы выбрал Оделла и бескислородное восхождение. Мэллори был не в форме. Вполне возможно, что он вообще сомневался в своих силах выйти выше 8000 метров без газа. И ему было бы некомфортно рядом с находящимся в лучшей форме Оделлом.

 Но главное, о чем думал Мэллори в этот период, была уже следующая экспедиция.

 Во-первых, интересно было на практике испытать кислородную аппаратуру, как с ней идется, каков расход, с какой скоростью можно и нужно идти. Что нужно исправить и переделать ее к следующей экспедиции.

…к следующей экспедиции…

Ну и разведка нового варианта подъема. Сейчас ясно,  что оптимальный путь идёт через кулуар Нортона. Если не прибивать лестницу шлямбурными крючьями. 

Еще раз: Мэллори думал прежде всего о будущей экспедиции

Что свидетельствует о том, что Мэллори не собирался идти на решительный штурм:

Прямо:

1. Выбор партнера (шансы взойти значительно снижались с неопытным и больным партнером).

2. Выбор кислородного варианта (это был скорее эксперимент).

3. Оптимистические записки партнерам (спускайтесь, мы вас догоним). Не было и речи о решимости умереть за вершину.

4. Подсчет кислорода во время восхождения (ну нельзя было на это терять время!).

Косвенно:

1. Плохая форма участников восхождения.

2. Выбор неизвестного пути (его, кстати, не оказалось, правильнее было идти по пути Нортона).

3. Отсутствие конкуренции со стороны других участников экспедиции,  больше никто уже не мог взойти на вершину.

Главное попасть в состав следующей экспедиции. Мэллори уже вжился в роль покорителя Эвереста, он понимал, что это его шанс в жизни.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Гора Эверест, другие названия Джомолунгма (Чомолунгма) или Сагарматха, высочайшая вершина мира. Ее высота неоднократно перемеривалась в последнее время. Поэтому даже в официальных материалах встречаются три набора цифр: 8848 м, 8850 м, 8844 м. Первая из них плотно засела в нашей памяти. Последнюю дали измерения с китайской стороны.

Вопрос этот непростой, ведь речь идет о высоте самой высокой горы Земли. И очень правильно, что заинтересованные лица договорились на ближайшее время условно считать высоту равной 8848 метров.

Откуда британское имя?

Гималаи – очень старое слово, так называли и называют высочайшие горы мира индоарийцы уже не одну тысячу лет. Может быть кто-то уже давал имя и высшей вершине этой горной страны ? Может это откроется со временем.

Геологи считают, что Эверест начал образовываться 60 миллионов лет назад, когда Индийская платформа начала наезжать на Евроазиатскую. Гималаи и другие горные районы Центральной Азии признаются молодыми горами.

В конце 40-х годов XIX века английские геодезисты проводили измерения высоты вершин, расположенных на границе Тибета и Непала. Это была часть большой работы по картированию окраин индийских владений Великобритании и часть «большой игры», направленной против соперника по экспансии в Азии, российской империи. Достаточно долго, несколько лет обрабатывали материалы, лишь в 1856 году появился отчет, в котором содержалась информация о том, что вершина под номером XV достигает высоты 29002 фута или 8840 метров. Надо сказать, что тогда ни Непал, ни Тибет не пускали тогда на свою территорию иностранцев. Поэтому измерения проводились с расстояния 170 –190 км, с вершин приграничных гор. Погрешность в этом случае определяется в пределах 300 метров. Так что точность была почти невероятной.

Однозначного местного названия, как у, скажем, Канченджанги, английские геодезисты не нашли. Искали плохо, просто им очень хотелось назвать вершину своим именем. Однако без долгих дискуссий этого не удалось сделать. Шли годы и только в 1865 году руководитель геодезической служб Эндрю Во сумел договориться с Королевским Географическим Обществом о том, чтобы присвоить вершине имя MountEverest. В честь заслуг одного из самых выдающихся исследователей в этого региона Джорджа Эвереста (1790 – 1866).

Джордж Эверест оказался в Индии в 1806 году. Сначала он был кадетом-артиллеристом, затем его направили в геодезическую службу. В 1818 году Эверест стал помощником руководителя, а в 1823 году руководителем GreatTrigonometricalSurvey. Именно под его руководством в последующие 20 лет проводилась беспримерная по тем временам акция по геодезической съемке Индостана от крайнего Юга до Памира. Это была выдающаяся работа, настоящий прорыв в развитии практической геодезии. Так что имя вершине было дано в честь достойного человека.

 Забавно, что Сам Джон Эверест был уэльского происхождения и сам себя называл Ивристом. Но гору в английской транскрипции сразу стали называть Эверист. Для всего мира, плохо говорящего по-английски, она же стала называться Эверест.. , что с известной натяжкой можно назвать «всегда отдыхающий». Опять же интересно, что у самого Джорджа было прозвище «Нэверест» - «никогда не отдыхающий».

Отметим, что сам Эверест в 1857 году принимал участие в совещании по поводу названий и высказался против использования своего имени. По его мнению, название плохо соответствует местным языкам и не может быть усвоено туземцами.

Результаты картографических работ

И процесс 

А может все-таки Гауризанкар ?

 Братья Шлагинвейты - настоящие рыцари науки

В 1862 году немецкий географ-путешественник Херманн Шлагинвайт после возвращения из Тибета, объявил в Берлине, что эта вершина имеет местное название Гауризанкар. Надо сказать, что это сообщение было благосклонно принято мировым научным сообществом, которое не совсем соглашалось с тем, что высочайшей вершине мира так просто дали английское имя. Постепенно имя Гауризанкар стало общепринятым, с этим согласились почти все. Даже в Англии. Горячим сторонником утверждения в названии местного имени был Дуглас Фрешфильд, крупнейший авторитет в географии и альпинизме.

 Фрешфильд был первым альпинистом на Кавказе (1868 год). В 1899 году провел первую гималайскую экспедицию "Вокруг Канченджанги". Вместе с Клинтоном Дентом  был первым, кто высказал вслух мысль о возможности и необходимости восхождения на Эверест. Но называл его долгое время Гауризанкаром...  

 Однако специалисты Индийской Тригонометрической Службы не сдавались. Они стояли на своём и имели преимущество: игра происходила «на их поле и по их правилам». В начале XXвека были проведены специальные исследования, которые предоставили факты, что Гауризанкар – это совершенно другая вершина. Извечное противоборство англичан и немцев, обострившееся в начале века, привело к тому, что дело приобрело и политический характер. В канун мировой войны Англия полностью приняла имя «Эверест».

 Фрэнсис Янгхазбенд, знаменитый разведчик-путешественник, в XX веке взял эверестовскую инициативу в свои надежные руки...  

 А окончательная победа в мировом масштабе произошла в начале 20-х годов, когда британские экспедиции попали на первые полосы газет и название стало известно каждому культурному человеку. Хотя в это же время практически всем стало ясно, что имя у вершины есть, и было задолго до прихода англичан. Тибетцы и шерпы называли гору «Чомолунгма». Причем, это имя было известно и в Европе. На картах изготовленных французскими проповедниками в конце XVIII века стояло имя Чумуланкма. Об этом не могли не знать лондонские географы!

«Называйте меня Чомолунгма !»

Так что борьба продолжилась дальше и продолжается сейчас. Точку зрения противников английских имен в XX веке поддержали национально-освободительные силы Индии. На заседании своего Конгресса (парламента) они высмеяли англичан, не желая ни в чем пощады уходящему «старшему брату». И китайские коммунисты, вместе с их советскими соратниками отдали предпочтение тибетскому слову Джомолунгма (по нашему) или Чомолунгма (по ихнему, что правильнее). Так называли вершину мира наши учебники географии. Под таким именем узнал ее мальчишкой Тенцинг Норгей, так называют ее живущие в округе шерпы и тибетцы.

 Однако альпинистский мир в целом продолжает использовать название Эверест... Тем не менее, игра продолжается. "Называйте меня Чомолунгма !"  Appellez moi Chomolungma ! - такой лозунг был выдвинут в 2002 году во Франции.  Большого отклика он не имел и влился в общую канву общественной борьбы за сохранение самобытности Тибета. Носит она характер анти-китайском компании. Но для французов (интересно, читают  ли они это как "Шомолюнгма") и немного анти-английский. 

Чуть позже появилось и еще одно название: Сагарматха. Его ввели в обиход уже непальские власти. Они подобрали подходящее для такого случая слово индуистского звучания. Сагарматхой называют высшую вершину мира официальные непальские документы, так называется национальный парк, организованный у ее подножья.

Шерпский народ, населяющий подножье Горы, с философским спокойствием принял все три названия. В конце концов, человеческий язык это процесс. И любой объект называется так, как его называют люди. В данном случае Эверест процентов на 80 «Эверест» и лишь на оставшиеся 20 - Чомолунгма, и почти ноль - Сагарматха. Ведь его имя произносится, прежде всего, альпинистами. Или в контексте альпинизма....  И именно со словом Эверест связана вся драматическая история борьбы и побед, история Мэллори и Ирвина, Тенцинга и Хиллари, Месснера и Бонингтона, Мысловского и Балыбердина, многих и многих других ….

История, которая сделала гору живой.

Традиционная история альпинизма, даже в ее подробном виде, выделяет в середине XVIII века следующие опорные даты: (1) 1741 год – первый визит англичан (2) 1760 – первое посещение Шамони Горацием Бенедиктом де Соссюром. Потом (3) переходят сразу к восхождению Бальма и Паккара 1786 года, слегка упомянув предшествовавшие ему попытки. Обо всем, конечно, не скажешь, особенно в кратком курсе. Но всё же, для понимания логики происходивших событий, считаю важным включить еще хотя бы пару страниц. Одна из них касается неприметной сейчас вершины - горы Бюэ, расположенной к северо-западу от Монблана.

 Вид на Монблан из окрестностей Женевы. Он вдохновлял Делюков, Соссюра, Бурри и других

 В 50-е годы XVIII века уже никто не удивляется туристам, приезжающим в Шамони. Так в 1753 году Долину посещают два молодых человека, женевцы, братья Делюк. Старшему Жану-Андрэ (Jean Andre Deluc) было тогда 25 лет, младшему Гийому-Антуану – 23. Они поднимаются, как почти все, на Монтанвер и, вроде бы, на Бреван. Любуются горами и собирают небольшую ботаническую коллекцию. Ничего особенного, эпохального. Наверное, так и есть. Никакого не было резонанса, статей, книг по этому поводу. Здесь важно другое, о чем собственно эта статья: вся деятельность братьев, в первую очередь, Жан-Андрэ Делюка, была примером, ориентиром для Горация Бенедикта де Соссюра, в котором принято видеть «отца альпинизма». По существу, он повторял, до поры до времени то, что делал его старший коллега.

 На полотне, изобразившем три десятка женевских ученых Гораций Бенедикт де Соссюр и Жан-Андрэ Дюлак расположены рядом. Соссюр держит макет Монблана, а Делюк что-то делает с камнем

  Гораций Бенедикт де Соссюр (на 13 лет моложе Жана-Андрэ) основными своими занятиями в науке избрал геологию, физику атмосферы и ботанику. Это именно те разделы, которыми занимался Делюк. На каждом из этих направлений Соссюр делал новый шаг, но всегда непосредственно отталкиваясь от уровня достигнутого предшественником, который в свою очередь вносил в них своё новое слово. В чем Делюк был настоящим пионером – это в горных походах. Логика его научных исследований вела его в горы, и он совершил несколько настоящих восхождений. Что до него ученые его века не делали. И Соссюр последовал буквально по его стопам – в 20 лет (1760 год) он предпринимает аналогичную поездку в Шамони и проходит тем же маршрутом. Только в отличие от Делюков, определенно ставит своей целью восхождение на Монблан и объявляет для местных жителей премию за нахождение пути.

Жан-Андрэ Делюк родился в 1727 году. Как и Соссюры, Делюки принадлежали к высшим слоям женевской аристократии, еще раньше обосновавшимися в этом городе-государстве. Отец братьев, Франсуа Делюк был не только знатного рода, но и владел довольно крупным часовым производством. Этим выгодным делом занималась в то время примерно треть жителей города. Будучи одним из самых богатых людей Женевы, Делюк-старший постарался сделать всё, чтобы его сыновья получили достойное образование. Кроме того, он сам отличался высокой культурой, либеральными философскими взглядами, написал пару книг, что способствовало его дружбе с Жан-Жаком Руссо. Правда, тот в своих воспоминаниях назвал его ужасно скучным автором и собеседником.

 Многие считают Жан-Жака Руссо чуть ли не основоположником альпинизма. Личность противоречивая, но пройти мимо него  в истории никак нельзя

 В популярной истории, правда, самым значительным «подвигом» братьев Делюк, считается их совместная с Руссо экскурсия на лодках по Женевскому озеру (1754 год). Жан-Жака Руссо (1712 - 1778) часто упоминают в исторических трудах по альпинизму. Подчеркивается, что его идеи о необходимости «изучать природу и следовать за ней», его идеализация горной жизни и «новое отношение к природе», сыграли большую роль в общественном сознании, были предвестниками альпинизма. По крайней мере, способствовали росту числа туристов в горах в 60-е годы. Руссо, конечно, своим творческим взлетом в 60-х годах, изменил мир. Те, кому прежний мир нравился, были против этого. И из Женевы Руссо изгнали.

В целом, следует признать, что братья Делюки, Соссюр или другие участники эпопеи «рождения альпинизма» шли в горы, прежде всего, за научными открытиями, и их отношение к гуманитарным идеям Руссо мало на это влияло. Делюк, в то время, был другом и поклонником Руссо, а Соссюр всю жизнь был скорее оппонентом, отстаивающим существовавший в Женеве олигархический порядок в сочетании с широким просвещением масс.

Портреты старшего из братьев Делюк. Так было заведено, что художники писали людей в солидном возрасте. Молодых лиц мы редко видим среди портретов ученых. Хотя их самые интересные открытия делались в возрасте до 30 лет...

 В 50-60-е годы братья Делюки в рамках своих научных исследований совершают несколько геолого-ботанических походов и восхождений в ближайших к Женеве горных массивах. Их внимание привлекает вершина, хорошо видная с массива Салев. Это скромная по нынешним меркам и малозаметная гора, называющаяся сейчас Moн (гора) Бюэ (Mont Buet). Высотой 3096 метров. Она стояла на фоне высочайшего горного массива Белой горы и ей выпала честь стать важной вехой в истории первого восхождения на Монблан и собственно рождения альпинизма. Хотя причиной восхождения было всего лишь желание проверить в работе придуманные и запатентованные братьями приборы: термометры, барометр и гигрометр… Прежде всего, речь шла об определении абсолютной высоты по данным барометра.

 Мон Бюэ - гора немного спрятанная, стоящая в стороне от дорог

Первый раз Делюки попытались взойти на Бюэ в августе 1765 года. От их дома до деревни Сикс, каких-то 60 километров, но тогда это был другой мир. Протестантская Женева сильно отличалась от соседней Савойи, где в сельской местности люди жили своим патриархальным образом жизни. Делюков там никто не ждал, не нашлось места для ночлега, никто не предложил еды, местные жители ничего не могли сказать о горе. Названия ее не было выяснено, что-то вроде «замерзшей горы, где снег лежит».

Ученым порекомендовали подняться в горную хижину, где располагалась группа охотников. Кое-как переночевав у священника, братья и их слуги поднялись на указанную хижину (где-то в районе современной Шале де Фонд). К их радости, один из охотников легко согласился на то, чтобы показать путь к вершине. Но радость была недолгой, они долго карабкались на гребень Гренье, где оказались в окружении вертикальных стен и проводник признался, что не знает куда идти. Но хуже оказалось другое – в результате переходов и перегрузок оказался сломанным главный термометр. Без чего смысл восхождения терялся.

В последующие несколько лет для Жан-Андрэ Делюка (брат его путешествует, в частности по Италии) на первый план выходит политическая деятельность. Он выполняет важнейшие государственные задания, будучи посланником в Париже, Берне, еще где-то… потом становится членом правящего Совета Женевы (Совет 200). Так что только спустя 5 лет братья нашли время для выезда в горы, вернувшись к оставленному проекту.

В августе 1770 года они возвращаются в Сикс. На этот раз им удается получить имя для своей вершины: оно было записано, как Бюэ. Позже выяснилось, что как обычно в горах, местные жители не давали имен горам, и этим именем (точнее, Бовэ) назвалось высокогорное пастбище. Но имя за горой осталось, несмотря на наличие других вариантов. Это, в общем, обычно для названий вершин, часто они получали случайные имена.

Попытка восхождения в августе сорвалась курьезным образом. Во время отдыха местный проводник, готовивший чай, нелепым образом сел на ногу Жана-Андрэ. Да, так, что тот с трудом смог идти, даже вниз... А буквально через несколько минут этот же проводник вспомнил про коров, которых пас и срочно убежал вниз. Так что пришлось путешественникам устраиваться на холодную ночевку на склоне. Утром нога подмерзла и позволила спуститься вниз. На следующий день в селе начиналась ярмарка, так что найти нового проводника не было шансов. Да и нога болела. Пришлось ехать домой.

Братья вернулись к своему проекту примерно через месяц. На этот раз всё получилось. Хотя пришлось пережидать день непогоды. Главным препятствием был замерзший снежный склон. И здесь Делюки начудили с обувью, надев поверх ботинок сначала местные кошки, потом шерстяные носки. Сами идти вверх они не могли. К счастью, проводник по имени Бернар оказался готовым к испытаниям. У него были широкие окованные ботинки, которыми он выбивал большие ступени для всех. И, наконец, был роскошный финал, когда отличная погода на вершине позволила не только выполнить все научные измерения, не только выпить и вздремнуть, но и успеть пофилософствовать, вглядываясь в невиданную по мощи панораму, в самое синее в жизни небо…

Маршруты Делюков на Бюэ - красным

Итак, с третьей попытки, 22 сентября 1770 году братья Делюк, в сопровождении местного охотника Бернара Помэ достигли вершины Мон Бюэ. Через 2 года они повторили своё восхождение вместе с молодым женевским пастором Жаном Дентаном. На этот раз был выбран другой путь подъема, впервые в истории альпинизма на гору появилось два разных маршрута. Восхождение не прошло без происшествий. На приюте опять же по вине местного жителя был сломан термометр. И все поразились отчаянному крику старшего Делюка, когда он это увидел. Какая же это была трагедия!

Вскоре в жизни Делюков наступили большие перемены. В Женеве наступает кризис, политический и финансовый, который больно бьет по всему их семейству. Торговля стагнирует. Кризис начинается в часовой отрасли. Затем он проявляет себя в текстильной отрасли, за которую в семье нес ответственность Жан-Андрэ. При этом консерваторы, стоящие у власти, усиливают политические репрессии. Бороться с обстоятельствами? Но это значит отказаться от научной деятельности. Но можно ведь и просто уехать!

Гигрометр Делюка, книга и экспонат

И Жан-Андрэ Делюк решает покинуть родной город. Он отправляется сначала в Париж, а потом, откликнувшись на выгодное предложение, в 1773 году (в возрасте 46 лет) ученый перебирается в Англию. Там Делюк становится придворным ученым, преподавателем и советником королевской семьи. И на туманном Альбионе проживет еще 43 года, переживая периоды приближения и удаления, в целом в благополучии и уважении. Постепенно меняются и направления и направления научной деятельности. Он уходит в ее высшие сферы, в так называемую космогонию. Понять и объяснить строение Вселенной, примирить науку и религию, результаты опытов и библейские тексты – задача глобальная и неподъемная, но логичная для умудренного опытом ученого мужа. Может быть, по этому пути пошел бы и Соссюр, но Женева попала под каток революций, а сам он прожил намного меньше Дюлака. Хотя, в научном плане философские взгляды двух ученых разошлись очень резко. Для Соссюра религия и наука – совершенно разные сферы, и библейские мифы не требуют научных подтверждений. Вопрос не в том, был ли Всемирный потоп, а в том, что не обязательно искать его следы во всех геологических пластах.

Жан-Андрэ Делюк, рассматривая с вершины Бюэ склоны Монблана, пытался проложить логичный путь к его вершине. Мечта, может быть, и была, но ничего конкретного по ее реализации сделано не было. Не судьба. Всё оставлено для следующего поколения, которое уже было видно в лице Соссюра и Бурри.

Марк-Теодор Бурри (1739 - 1819) был тем, кто совершил третье восхождение на Мон Бюэ. Причем, сделал это по новому маршруту, из долины Шамони. Этот выдающийся человек вполне заслуживает звание «первого альпиниста в истории». Ходил в горы и совершал восхождения он не с научными целями, а прежде всего, из-за любви к горам. В его активе 50 сезонов альпийских походов, выпущенные сотнями экземпляров книги и статьи, уникальные картины и рисунки, вполне заслуженное звание «летописца Альп», подтвержденное тремя или четырьмя монархами.

 Слева - едиственный сохранившийся портрет Бурри, это автопортрет. Похоже он рисовал свой идеал. Есть многочисленные словесные описания, которые не сходятся с такой картинкой. Справа - прямой потомок Марка-Теодора, доктор, авторитеный специалист в своей области, Блэз Бурри. Он здесь очень похож на описания внешности своего пращура.

 Бурри не принадлежал к число привилегированных «граждан», женевских патрициев. Но будучи очень активным человеком, не мог не быть вовлеченным в политическую жизнь. На стороне либералов, разумеется. После изгнания из города Руссо и запрета его книг, он вполне мог попасть под жестокие репрессии, лишиться работы, а то и попасть в заключение. Но почему-то вышло наоборот, в 1768 году Бурри получает престижную должность – певчего (кантора) в главном соборе Женевы (Св. Петра). На этой должности он остается почти до самой смерти, пережив каким-то чудом все катаклизмы политической жизни. Денег эта должность много не давала, но зато Марк-Теодора знали буквально все в городе и окрестностях. Что способствовало его заработкам как художника и журналиста. Хотя зажиточным гражданином Бурри так никогда и не стал.

К тому времени Бурри уже много путешествовал по Альпам, первый раз решился на это в 1861 году. В начале лета 1775 года он вместе с командой Соссюра поднялся на приют Ле Фонд, с которого стартовали Делюки. Восхождение не было в планах академика, изучавшего геологию района. А у Бурри появилась мысль, он захотел подобраться к этой горе с другой стороны. Для этой цели он в конце августа приехал в долину Шамони, поднялся в Валорсин, расспросил местных жителей, походил по окрестностям. Никто имени Бюэ не знал, а похожая гора в верховьях долины Берар называлась местными «Мортин». Проводников Бурри не нашел и принял уже решение ехать в Сикс, подниматься по пути Делюков и спуститься потом в долину Шамони. По дороге вниз, в Лез Уше он встретил местного пастора, который ранее служил в Валорсине. Тот убедил Марка-Теодора вернуться и порекомендовал ему в качестве проводника Пьера Бозона.

 Mont Buet и La Table du Chantre. Путь Бурри

 На следующий день они поднялись по ущелью Берар и оттуда на плато, которое в честь Бурри сейчас носит название La Table du Chantre «стол кантора». С маршрутом восхождения вроде бы разобрались, но погода испортилась, туман закрыл от них гору, от дальнейшего подъема пришлось отказаться. Бурри решил вернуться в Женеву, и добрался до гостиницы в Саланше. На утро он обнаружил совершенно ясное небо и решил срочно вернуться. Восхождение было успешно совершено на следующий день. Таким образом Бюэ стал первой вершиной, восхождение на которую было совершено с двух сторон и по трем маршрутам.

Монблан с пика Бюэ, при таком прямом взгляде, маршрут кажется более крутым, чем есть на самом деле…

 После 1760 года Соссюр делает научную карьеру, становится академиком, авторитетным ученым, женится, растит детей, путешествует по миру. И только начиная с 1774 года, он начинает планировать и осуществлять ежегодные летние экспедиции в Альпы.

И в 1776 году Соссюр вместе с гидами Пьером Симоном и Пьером Бозоном поднимается на Пик Бюэ, по пути братьев Делюк. На восхождении проводится ряд научных опытов, делаются измерения и зарисовки. Гора поражает ученого – это самая наглядная иллюстрация для его геологической теории пластов. Но и как панорамный пункт. Спустившись, он делает заказ Бурри на панораму для своей книги. И в тот же год певчий-художник поднимается на вершину и зарисовывает вид на 360 градусов. Это одна из ключевых панорам в книге де Соссюра. В письме Бурри рассказывает о нечеловеческих условиях, в которых это делалось. Холод и ветер заставляли художника несколько раз спускаться к скалам, чтобы согреваться и возвращаться обратно. Так или иначе, панорама получилась удачной, хотя подписи к ней не всегда были правильными.

 Этими восхождениями завершается определенный этап в истории альпинизма. Этап предшествовавший первому восхождению на Монблан, рождению альпинизма.

А Мон Бюэ получил прозвище «Монблан для дам» и был популярен еще достаточно долго. Особенно, когда в окрестностях Сикса находилось имение Сэра Альфреда Уиллса, одной из самых фигур «Золотого века» альпинизма. Но постепенно эта гора ушла в тень, как бы говоря, я своё дело сделала, дайте спокойно отдохнуть!

Автор в районе вершины

Мон Бюэ с северо-востока

   С уважением, Александр Ельков

Почти сразу по его возвращению с Севера, к Нансену письменно обращается за консультацией по поводу достижения Северного Полюса особа королевских кровей. К тому времени не достигший еще и 25-летнего возраста, Луиджи Амедео Савойский был уже широко известен в мире как сильный альпинист, опытный мореплаватель и путешественник. О королевских и царских кровей персонах, вообще, тогда было принято говорить еще больше, чем сейчас. Так что слава о необычном королевиче, называемом герцогом Абруццким, буквально гремела. Полное его имя было Luigi Amedeo Giuseppe Maria Ferdinando Francesco, он был рожден в 1873 году, сыном короля Испании.

  В скором времени его отец (родной брат итальянского короля) был вынужден отказаться от трона. Для своего подросшего племянника король Италии Умберто придумал специальный уникальный титул – герцог Абруццкий. По большому счету, королевская семья всё время искала место, куда бы пристроить подросшего Луиджи Амедео на царствование. Он проходил претендентом на трон в Греции, Албании, а после Большой войны был близок к тому, чтобы стать правителем Венгрии. А пока пытался насладиться возможностями, которые были у него для удовлетворения потребности его души. А это были путешествия, исследования и приключения.

 Активно занялся альпинизмом Луиджи Амадео только после окончания учебы, в 19 лет. Первой его большой вершиной стал Гран Парадизо. Уже в первый год герцог прошел траверс Монблана, взошел на Монтерозу и затем принял участие в траверсе Маттерхорна.

В 1894 году герцог совершает несколько технически сложных восхождений в массиве Иглы Шамони, поднимается на Пти Дрю. В Шамони он познакомился и подружился с ведущим альпинистом того времени англичанином Альфредом Маммери. Они вместе едут в Церматт, где проходят маршрут Цмутт на Матерхорн. Это было первое прохождение этого сложного маршрута без гидов. Затем герцог поднимается также на Дан д’Эрен и Габельхорн.

 В 1895 году Маммери с двумя носильщиками исчез во время первой серьезной гималайской экспедиции на склонах Нанга-Парбат. Через два года герцог профинансировал поисковую экспедицию, которая не нашла тел, но определила примерное место гибели альпинистов. И причину – лавина. В память о Маммери герцог решил обязательно совершить серьезное восхождение в Гималаях. Но для начала ему предстояло совершить кругосветное путешествие в роли капитана корабля. По дороге итальянцы зашли в порт Калькутта и герцог с небольшой группой отправился в горы, к подножью Канченджанги. Однако уперлись в запрет английских колониальных властей, по причине эпидемий.

 В это время итальяно-савойский королевский дом находился в подавленном настроении. Военное поражение в Эфиопии было самым настоящим позором. Поди, повоюй там! Но на объективные трудности никто не обращает внимания: итальянцы проиграли дикарям – вот и вся тема. Именно под цель подъема национального духа и взял Луиджи Амадео деньги на проведение экспедиции на Гору Святого Ильи.

 Гора Святого Ильи

 Гора Святого Ильи (сейчас ее высота определена в 5489 м) в то время считалась самой высокой в Северной Америке. Что это за вершина, можно ставить представление, если посмотреть фильм австрийских кинематографистов и экстремальных лыжников, который получил Гран-При фестиваля «Вертикаль». К счастью, герцог не видел этого фильма, иначе на восхождение не решился бы. Грозный и опасный массив, стоящий прямо у моря, перепад совпадает с абсолютной высотой. Американцы до этого предприняли шесть попыток восхождения и маршрут был пройден до 4200 метров. Итальянцы воспользовались результатами их разведок.

 Около месяца ушло на разведку и обработку маршрута. На пути восхождения было установлено несколько лагерей. И, в конце концов, был достигнут небывалый успех: 31 июля команда поднялась на вершину практически в полном составе. Это были морской офицер Умберто Каньи, адвокат Франческо Гонелла, ученый Филипо Де Филиппи, фотограф Витторио Селла и его ассистент Эрминио Бота, гиды Жозеф Петижак (так в Аосте читают фамилию Petigax) и Лоран Кру из Курмайора, Жан Антуан Макинья и Андреа Пелиссье из Вальтурнанша. Ну и герцог Абруццкий, конечно. Маршрут восхождения сейчас не используется по причине лавиноопасности, да и других маршрутов здесь немного. Второе восхождение было совершено только в 1946 году. И всего в истории их было считанное количество. Безусловно, восхождение команды герцога Абруццкого было самым сложным в истории на тот момент, а экспедиция – самой удачной.

 Герцога и его команду встречали на родине как героев. Они проезжали по городам, приветствуя восторженные толпы людей. Никогда еще в истории альпинизма не было ничего подобного. 24-летний капитан принял на себя почетную обязанность национального героя. На волне всеобщего восторга, Луиджи Амадео убеждает дядю и тётю выделить огромные средства для решения самой амбициозной задачи того времени – достижения Северного Полюса.

  Немного спустя Герцог Абруццкий лично приехал в Норвегию, встертился с Нансеном, с другими полярными авторитетами. А потом выбрал и выкупил китобойное судно «Ясон». Под его присмотром корабль переделали под исследовательские цели и приспособили для плавания во льдах. Судну дали новое имя «Стелла Полярис», то есть - Полярная Звезда. По масштабам предстоящая экспедиция не имела до сего времени аналогов, средств королевская персона смогла собрать достаточно много. Костяк группы составили участники знаменитой эпопеи восхождения на гору Святой Ильи на Аляске. Готовятся к Полюсу тщательно. В 1898 году итальянцы проводят тренировочный сбор на Шпицбергене. Герцог посещает Россию, где решает вопросы снабжения. Летом 1899 года экспедиция начинается с посещения Архангельска, где у них заказана значительная часть провианта. Герцога принимают с соответствующими почестями. Исходным пунктом восхождения к Полюсу выбрана Земля Франца Иосифа (ЗФИ) - архипелаг, открытый в начале 70-х годов и названный в честь австрийского императора.

 Надо сказать, что пионером использования ЗФИ как базы для похода на Полюс был американский журналист Уолтер Уэлманн. Большой оригинал, он попытался строить там железную дорогу и пробовал обучить белых медведей, для использования в качестве ездовых животных. Попытка команды американца выйти на штурм «вершины мира» была предпринята в 1898 году. Она не была в действительности серьезно подготовлена и едва не закончилась для трагически для организатора. Уэлманн сломал ногу при падении в ледовую трещину и был спасен с величайшим трудом. При этом один из участников передовой группы умер от истощения.

 C фотографии, сделанной в Архангельске, накануне отплытия

В целом, огромный архипелаг ЗФИ был еще недостаточно изучен учеными, но считалось, что он располагает удобными бухтами для зимовки. «Стелла Полярис» была полностью обеспечена для относительно комфортной стоянки. Но дела сразу пошли не так как хотелось. Из-за ледовой обстановки не удалось пробиться к месту планировавшейся зимовки. Застряв во льдах, Стелла Полярис серьезно наклонилась, так что жить в ней было невозможно. Пришлось поставить две большие палатки и жить в них. Далее, уже в декабре на тренировочном выходе на ледник, сам герцог Абруццкий провалился в трещину, получил обморожения и врач ампутировал ему пару фаланг пальцев.

 На основной, решающий штурм выходит небольшая группа под руководством капитана Умберто Каньи. Уходят первый раз с фальстартом, слишком рано, мороз до - 55° возвращает группу в лагерь. В результате, второй выход получился с опозданием. Героическая эпопея их похода длиться 104 дня. Команда возвращается, когда уже все на корабле потеряли надежду. Возвращается не вся, трое полярников из вспомогательной группы бесследно исчезли. Все вернувшиеся - с обморожениями и полностью истощенные. Установлен рекорд - 86° 34', это лишь не намного дальше Нансена (на 37 километров) и очень далеко еще от Полюса.

Капитан Умберто Каньи - будущий адмирал и сенатор

14 апреля 2001 на Северном Полюсе в составе мемориальной русско-итальянской экспедиции, посвященной столетию попытки герцога Абруццкого достичь Северного Полюса, побывали потомки родственников герцога - Амедео ди Савойя Аоста и его сын Аймоне ди Савойя, один из директоров шинной компании Пирелли. С ними были другие известные люди, в частности, альпинист Ханс Каммерландер. Всего - 50 человек. Это было вертолетное покорение Полюса.

 Вклад Герцога Абруццкого в развитие альпинизма и полярных исследований огромный. Его дальнейшие экспедиции в массив Рувензори и на К2 становятся крупнейшими событиями в истории освоения гор своего времени. О них можно писать большие приключенческие повести. Ограничимся одним фактом: во время попытки восхождения на вершину Чоголиза герцог с гидами поднимается на высоту 7500 метров, что было высотным рекордом с 1909 по 1922 год.

Увы, вскоре призыв к государственным делам завершают блестящую карьеру путешественника. Сначала Италия вступает в войну с Турцией и герцог Абруццкий возглавляет королевский Адриатический флот, сыгравший важнейшую роль в победе его страны. Затем грядет Первая мировая, в которую Италия вступает в 1915 году. Флот под командованием Луиджи Амедео господствует в Адриатическом море и герцог проводит блестящую операцию по эвакуации сербской армии (более 100 тысяч человек). Правда, в 1918 году после нескольких диверсий, по настоянию союзников, герцога отстраняют от командования. Но в конце войны – он вновь национальный герой. Однако вскоре к власти в стране приходит Муссолини, королевская семья начинает уходить в тень.

 Герцог во время путешествия по Африке

 С 1923 года Луиджи Амедео окончательно становится «колонизатором», в самом положительном смысле этого слова. Он полностью посвящает себя развитию сельского хозяйства в Сомали. Его усилиями было построено большое агропредприятие, которое стало снабжать Европу свежими овощами и фруктами. Важнейшим фактором было искусственное орошение, воды катастрофически не хватало. Герцог лично планирует систему водохранилищ и оросительных каналов. Всё это работает и дает обильные плоды. Сам Луиджи Амедео находит в Сомали и личное счастье, в лице одной из местных княгинь.

  Для создания системы водохранилищ герцог предпринимает ряд исследовательских экспедиций к истокам рек, в горные районы Эфиопии. В ходе последней из них, Луиджи Амедео тяжело заболевает. Неизвестная инфекция либо обострение старой болезни, врачи так и не определили. Он умер в 1933 году в возрасте 60 лет.

 Фритьоф Нансен - это человек на все времена, как принято говорить о действительно великих людях. Спортсмен номер 1 в XIXвеке, рекордсмен мира по конькам и чемпион по лыжным гонкам, сами его походы в Гренландию и к Полюсу был именно спортивными подвигами. Пример Нансена, с небольшим преувеличением, «поставил Европу на лыжи». Лыжный бум начался как раз после гренландской экспедиции норвежца. Спортсмен был одновременно ученым, не просто ученым, а основоположником целой научной отрасли – океанографии. Политик патриот, Нансен определил судьбу своей страны при ее отделении от Швеции, выбрал для нее монарха, обеспечил дипломатическую поддержку в европейских странах. Затем Фритьоф стал «гражданином мира №1», взвалив на себя миссию помощи перемещенным лицам Первой мировой, а также голодающим в Советской России и Турции. При этом норвежец был отцом семерых детей в браке, и имел множество любовных связей вне брака, оставаясь активным в этом плане до самой смерти.

"Мы отправляемся не для того, чтобы отыскать математическую точку, составляющую северный конец земной оси; достижение этой точки само по себе малоценно, но чтобы произвести наблюдения в обширной неисследованной части земного шара, окружающей полюс".

Ф. Нансен…

Приглашаем в тур на Северный полюс с Клубом 7 Вершин …..

 Записываться нужно уже сейчас! 

Фильм Романа Грецкого

Далее, только о Полюсе…

Настоящую революцию в представлениях и отношении человечества об Арктике произвел в конце XIX норвежец Фритьоф Нансен. Во многом благодаря ему, Север и полярные исследования стали модной темой, вышедшей на первые страницы газет. Достижения путешественников стали рассматриваться с точки зрения национального престижа. Для Норвегии, тогда находившейся в унии со Швецией в качестве «младшего брата», они стали подобием национальной идеи, приведшей позже к обретению независимости.

Переход Нансена на лыжах через Гренландию 1888 – 1889 год принес ему мировую славу и возможности для организации дальнейших экспедиций. Следующая цель была очерчена ясно – Северный Полюс. План был навеян героической и трагической экспедицией (дрейфа) американца Джорджа Де Лонга 1881 года. Необходимо только построить корабль (им стал знаменитый «Фрам»), способный долгое время дрейфовать во льдах. И более точно рассчитать его заход на зимовку так, чтобы в нужное время льды сами принесли его поближе к Полюсу. А в нужный момент совершить решающий бросок на ездовых собаках. Несмотря на противодействие ученых кругов, под мировую знаменитость удалось найти спонсоров, хотя главную часть денег внесло правительство Норвегии.

 Одно из величайших приключений в истории человечества началось 24 июня 1893 года, когда «Фрам» вышел из Осло. Помаявшись в российских северных морях, корабль 24 сентября застрял во льдах Восточно-Сибирского моря. Начался беспримерный дрейф мимо полюса. Две зимовки и унылое лето, преимущественно в тесном помещении, локоть к локтю, глаза в глаза.

Скорость дрейфа оказалась меньше расчетной и, кроме того, дрейф происходил значительно южнее, чем думал Нансен. Наиболее северная точка, достигнутая "Фрамом" во время его дрейфа (15 ноября 1895 года), лежала на широте 85°56'.

14 марта 1895 года Нансен в сопровождении соотечественника Фредерика Ялмара Йохансона покинул корабль, который в это время находился на северной широте 84°05'. Кроме двух мужчин в составе попытке штурма полюса были задействованы 27 собак, трое саней, два каяка, провианта они взяли на 100 дней. Почему-то маршрут изначально казался им более легким, то есть, более ровным. Опыта не было. Непрекращающиеся преграды из торосов, заструг и полыней быстро дали понять путешественникам, что шансов достичь полюса и вернуться живыми, у них нет. Достигнув 8 апреля параллели 86°14' норвежцы благоразумно повернули обратно, точнее, пошли в направлении Земли Франца Йосифа. Элементарно не хватило обеспечения похода, так как они рассчитывали, что старт будет из точки значительно более близкой к Полюсу. Героическим норвежцам, потерявшим свой уплывший в океан корабль, еще предстояло провести зимовку на Земле Франца Иосифа. Лишь летом 1896 года они случайно вышли на базу английских ученых экспедиции Фредерика Джексона. Вот это была встреча !

 Первые фотографии по выходу к людям

 На этом, собственно, карьера Нансена как путешественника закончилась. Хотя он какое-то время вынашивал планы новой экспедиции на Северный полюс или Южный. Однако больше был занят помощью другим полярным исследователям. Прежде всего Амундсену.

Памятник Нансену в Москве

Книги о Нансене в сети

Георгий Кублицкий

ФРИТЬОФ НАНСЕН

Его жизнь и необыкновенные приключения

 Нансен-Хейер Лив - Книга об отце (Ева и Фритьоф)

«Приподнимем занавес за краешек - такая старая, тяжелая кулиса: Вот какое время было раньше….»

История достижений Северного Полюса – это история настоящего героизма. Это огромный пласт приключенческой литературы. Именно этой историей сам Полюс и интересен. Так что читайте всё по этой теме. Или, хотя бы то, что мы напишем, кратко эту историю осветив….

 Представления наших предков 

Следует для начала заметить, что до 80-х годов XIX века среди ученых и исследователей господствовало представление о том, что до Северного Полюса можно было добраться на корабле по открытой воде... Что льды они расположены только по краям Ледовитого океана и сезонны. Однако попытки пройти на север на кораблях исследователей разных стран, в том числе российских, неизменно заканчивались очень далеко от Полюса. Постепенно стало понятно, что к крайне северной точке планеты придется добираться своим ходом. Интересно, что первые попытки организовать такой поход предполагали идти пешком. При том, что собачьи упряжки в этих экспедициях были, но использовались во вспомогательных целях.

Российский исследователь Севера Фердинанд Врангель был первым, кто предложил использовать для походов на Полюс собачьи упряжки. В 1846 году на заседании Географического Общества он обнародовал конкретный и точный план достижения самой северной точки Земли с использованием в качестве базы северный берег Гренландии. «.. это возможно на хорошо устроенных нартах с выезженными собаками и исправными проводниками". Однако в то время организацией такого дорогостоящего проекта было некому. Не только у нас. Так после восхождения на Маттерхорн цель достижение Северного Полюса поставил перед собой знаменитый английский альпинист Эдвард Уимпер. Дважды он выезжал в Гренландию, на основании этих разведок разрабатывая проект большой экспедиции. И затем в течение нескольких лет, Уимпер с огромным упорством пытался найти средства для реализации проекта. Деталей проекта нам не известно. Думал ли он использовать собак ? Скорее всего, да. Известен итог его исканий: ни у чиновников, заведующих королевской казной, ни у капиталистов понимания выдающийся альпинист не нашел. Весьма вероятно, что они просто предпочли доверить такое ответственное дело профессиональным военным морякам.

Задача достижения Полюса ставилась перед отлично обеспеченной британской военно-морской экспедицией под руководством капитанов Нэрса и Маркхема, которая стартовала в 1875 году. Но не "открытое море", а тяжелые льды оказались перед кораблями экспедиции у берегов Гренландии. Правда, отряд во главе с Маркхемом сумел пешком, уже по льдам, достичь рекордной широты 83°20'. И все же это было поражение. "Северный полюс недоступен!" - телеграфировал на родину Джордж Нэрс.

Нэрс, их корабль и Маркхем

Значительным толчком к интенсификации исследования арктических районов стал объявленный учеными в 1881 году Международный Полярный Год. По его программам, в частности, работала американская экспедиция, которой руководил майор Адольф Грили. Ее участники не только выполняли программу плановых научных работ на северном побережье Гренландии и острова Элсмир, но и провели несколько выходов на собачьих упряжках. В одном из них отряд лейтенанта Джеймса Локвуда достиг рекордной широты - 83°24'. Сама эта экспедиция закончилась трагически – из 25 участников выжили только семеро. Руководитель выжил и потом даже стал генералом, одним из самых уважаемых в Штатах.

Члены экспедиции Грили

http://www.pbs.org/wgbh/americanexperience/features/general-article/greely-bios/

Локвуд и палатка их несчастной экспедиции

К этому моменту всем стало понятно, что самый реальный способ добраться до Северного Полюса – это собачьи упряжки.

«Меня охватывает горячее чувство благодарности нашим терпеливым, неприхотливым собакам. Мы трудились, выбивались из сил с ними заодно, работали дружно, как только могут работать живые существа, помогая, друг другу...».

Кнуд Рассмуссен, исследователь Арктики.

Собака - друг человека. Это выражение стало штампом, смысл которого просто теряется в обычной нашей жизненной практике. В условиях экстремальных полярных походов на собачьих упряжках это выражение вспоминается ежедневно, можно сказать ежечасно. От этого просто невозможно уйти. Потому что всё время твои верные помощники всегда перед тобой, они движутся исключительно бегом, как бы подчеркивая свой энтузиазм. Ни олени, ни тем более лошади, не могут передвигаться по льдам, по скользким поверхностям, преодолевать препятствия типа торосов. Только собаки могут долго обходиться на скудном пищевом рационе, сохраняя высокую работоспособность.

Приходится только удивляться тому, с какой верностью, с каким бескорыстным старанием служат тебе твои четвероногие друзья. В минуты отдыха они создают особую атмосферу, раскрашивают эмоциями скромный и аскетический быт полярника, своим присутствием доставляют радость, напоминают о домашнем уюте. А еще они охраняют от белых медведей, помогают охотиться, определяют трещины… Словом, ездовые собаки – полноценные участники и настоящие герои полярных эпопей. И их героизм истинный, поскольку лишен тщеславия и материальной выгоды.

Продолжение следует

Клуб 7 Вершин дружит с полярными собачками

Слово "полюс" имеет много разных значений. Полюса географические - Северный и Южный - это точки, где воображаемая ось вращения Земли пересекается с земной поверхностью. Есть полюса в астрономии, в физике. Понятие "полюс" есть в математике. Но в наше время появился у слова "полюс" и новый смысл - жизненная высота, цель, путеводная звезда.

Дм. Шпаро

Широко известная фраза англичанина Джорджа Мэллори, сказанная в ответ на вопрос «зачем вы идете на Эверест?». Потому что он есть ! – сказал альпинист, пару лет спустя отдавший свою жизнь в поиске пути к высшей вершине планеты. Эверест называют Третьим Полюсом Земли.

Потому что он есть ! - эта же самая фраза еще в большей степени относится к Первому Полюсу Земли, коим следует признать Северный Полюс. Его первенство среди других полюсов определяется тем, что в Северном полушарии расположился главный центр нашей человеческой цивилизации. Он первый, потому что по карте находится вверху. Потому что первым был исследован и достигнут. Наконец, это, практически российская территория!

Эверест - это всё-таки гора, которая интересна альпинистам сама по себе, не только потому что он есть. На Южном Полюсе американцы оборудовали большую станцию, бурят лед на небывалую глубину. Там хоть что-то, но есть. А Северный Полюс, если не опускаться на дно океана, то это условность. Это точка на ледовом панцире океана, которая меняется каждую минуту. Дрейф уносит лед и для новой группы Полюс будет уже в другом месте. Здесь нет ничего, кроме факта 90-градусной широты.

И еще истории. Наше мышление требует мифов и легенд. Без истории открытий, без литературы описывавшей эту историю, полюс будет как свадьба без цветов. Найдите время полистать книги или интернет, следите за публикациями на нашем сайте. И Вам захочется на Полюс сильно-сильно. Так должно быть у нормальных людей.

 Исследование северных морей начиналось из чисто практических целей морской охоты и рыболовства. И связанной с ними торговлей. Но в XIX веке здесь появились исследователи, которые с одной стороны напоминали чисто академических ученых, исследующих Землю ради того, чтобы у человечества были знания. С другой стороны, эти исследователи были настоящими спортсменами, готовыми жертвовать всем ради ощущения победы и собственной славы. Именно такие ученые-спортсмены и устроили борьбу за достижения Северного Полюса.

Как и в спорте, в современном его проявлении, национальный престиж играл очень большую роль. Для норвежцев, например, деятельность их полярных исследователей, по существу, стала главной национальной идеей. Англичане хотели доказать своё глобальное лидерство, американцы – своё. Немцы делали ставку на своё инженерно-техническое мастерство, а царский офицер Георгий Седов полагал, что умение русских терпеть все невзгоды и побеждать трудности – это главное, что нужно для достижения Полюса.

Спорт, как часто водится, является отличным стимулом для разработки и внедрения научно-технических нововведений. Да и просто стимул к совершенству. Северный Полюс достигли на собаках, на самолетах, пешком, на вертолетах, на кораблях, на подводных лодках, на воздушных шарах, на лыжах, на снегоходах, на автомобилях, на него высаживались на парашютах. Те, кто был первым – вошел в историю. В большую историю. Те, кто идет следом, также входят в историю. Но уже в небольшую, в собственную историю. Не менее важную и интересную, но только для узкого круга пользователей.

Сейчас появились реальные возможности для любого человека достичь Северного Полюса различными способами. Мы знаем лучший, оптимальный. Это наша программа Последний градус.

Это непростое испытание холодом и борьбой с дрейфом, это реальная опасность попасть в океанические воды в полыньях и трещинах, это возможность встретить белого медведя и вовсе не Умку…. Но победа будет за нами! Так было всегда, так всегда должно быть!

Вот наша программа >>>>>>>

Продолжение следует - будут статьи по истории освоения Северного полюса ....

Известные факты и не самые известные подробности из истории Эльбруса.
Помарки и уточнения. 

1. Вначале (в начале) было соревнование…

Если кто-то недоволен тем, что священные склоны высочайшей горы нашей Российской Федерации Эльбруса превращается в арену бегов наперегонки, то им можно напомнить, что первое восхождение было совершено фактически в ходе соревновательного забега.

Редко о каком восхождении так спорят, и написано так много, как о первом восхождении 1829 года. Как положено такому абсолютно аномальному (не исходящего из логики исторических процессов) событию, оно обросло множеством литературных версий и домыслов, рожденных в кругах историков и простых исследователей из числа альпинистов.

Сам руководитель экспедиции, генерал Эммануэль предоставил свой отчет в следующей лаконичной форме:

«8-го числа июля вечером, пехота и конница, преодолев все затруднения, достигли до самой подошвы Эльбруса и расположились лагерем на Малке. 9-го июля все академики и другие, изъявившие желание, охотники взойти на Эльбрус отправились к самому снежному хребту сей горы. 10-го числа, в 3 часа по-полуночи, пользуясь благоприятною погодою, выступили все к исполнению предположенной цели, но после величайших усилий, достигнув выше половины Эльбруса, обратились назад один только Кабардинец, по имени Киллар, успел достигнуть около 11-ти часов самой вершины сей горы, на которой, водрузив палку, с ним имевшуюся, и обложив ее камнем, спустился обратно, показав первый возможность быть на высочайшей из гор в Европе, почитавшейся доныне вовсе неприступной».

Есть ли причины сомневаться в том, что Киллар Хаширов действительно достиг вершины? Да они всегда могут найтись. Следует признать, что альпинистская культура была тогда на нулевом уровне, и восходитель вполне мог принять за вершину первый попавшийся выступ скалы. Подробного описания он не оставил, никто не расспросил горца, что и как он видел наверху. Толи шапку оставил, толи шест? Генералу в любом случае был нужен успех, и он начал праздновать его еще до того, как Киллар доложил, что вершина достигнута. Этими аргументами собственно и воспользовались англичане, благодаря которым значительная часть мировых альпинистских хроник игнорирует восхождение 1829 года и объявляет первовосходителями группу Фрешфильда.

Но кроме отчетов и рапортов военных, ученых и журналистов (а их более десятка), есть еще логические доводы в пользу Киллара, выделим два из них:

(1) ясно, что он серьезно отнесся к решению задачи, в том числе потому что вышел раньше других;
(2) он не знал, будет ли проверка его достижения, пойдет ли за ним казак, не оспорит ли он первенство.

 Можно абсолютно точно утверждать, что восхождение не состоялось бы, если бы не было денежной премии за него. Судя по имеющимся документам, совершать восхождение вызвались кроме ученых немногочисленные добровольцы. Да и широкого объявления о нем не было. На восхождение пошли случайные люди, в том числе и потому, что абсолютное большинство местных жителей считало (вплоть до революции), что на вершинах обитают духи, тревожить которых, по меньшей мере, бестактно. Тем не менее, это была первая гонка на Эльбрусе, и первая коммерческая гонка…

 Подробно, суперподробно описано всё что связано с эпопеей первого восхождения можно почитать в работах Игоря Паши на mountain.ru 

2. Английский период. Он начался с претензии к России…

Есть такое выражение «англичане сделали Альпы Альпами». По отношению к Кавказу этого не скажешь. Если кто что серьезное и сделал с Кавказом, то это большевики и комсомольцы. Об этом в другой раз. Пока надо отдать должное англичанам: альпинистское освоение Большого Кавказа началось всё же с них. И тут выпишем благодарность Преподобному (то есть, священнику англиканской церкви) Херфорду Джорджу, который подготовил доклад, зачитал его перед членами Альпийского клуба, а затем опубликовал его в ежегоднике Alpine Journal.

 И начал он доклад с претензии и к России, и к своим политикам. Последние встали стеной на защиту Османской империи и не отдали русским Константинополь, они вступились за поляков и черкесов, но не хотят заступиться за Монблан. Дело в том, что Россия хочет присвоить себе высшую вершину Европы, отнеся к этому континенту Кавказ и Эльбрус, в том числе. Это незаконно, считал Джордж: Эльбрус находится в Азии…

 По иронии судьбы, через 100 лет всё поменялось на 180 градусов. Советские ученые географы собрались в конце 50-х годов на специальную конференцию и договорились, что граница Европы и Азии проходит по Кумо-Манычской впадине. Однако в Европе не обратили на это внимание. При определении высшей вершины Европы изобретатели программы «Семь вершин» как к главному арбитру обратились к Британской энциклопедии. И она указала на Эльбрус! В Англии, в свое время велись споры на эту тему, и есть свидетельства, что решающим оказалось мнение альпинистов Фрешфильда (он долгое время был одним из первых лиц в Королевском географическом обществе), Гроуве и Мура. А их могло тешить тщеславная мысль – считаться первыми восходителями на высочайшую вершину Европы!

Фото 2008 года: с потомками Ахии я ехал в одном ратраке и потом шел по склонам Эльбруса во время юбилейного восхождения.

Слева - направо: автор, полковник британской армии Генри Дэй, неизвестный мне балкарец, французский горный гид Дени Дюкро, Кямал Соттаев и Адей Джаппуев (достойнейшие представители знаменитых балкарских родов)

 Ахия Соттаев – легенда балкарского народа, человек, безусловно, достойнейший. Даже если некоторые из рассказов о нем не соответствуют действительности. С многочисленными Соттаевыми, потомками прямыми и непрямыми, мне посчастливилось восходить на Эльбрус в 2008 году. Это было юбилейное восхождение в честь 140-летия открытия маршрута на Восточную вершину с юга. В отчетах Дугласа Фрешфильда об экспедиции 1868 года не раз повторяется одно: не будь с ними местных носильщиков (Ахии Соттаева и Дячи Джаппуева), альпинисты бы повернули, не достигнув вершины. Балкарские мужчины описаны как великолепные ходоки, не знающие усталости. Хотя общения с ними, как такового, практически не было. Тем не менее, следует изумиться горцам. (1) Англичан они догнали практически по своей инициативе (2) догнали они их на высоте около 5200 (3) с абсолютной уверенностью шли до вершины, даже лидировали.

Ахия Соттаев часто называется первым, кто побывал на обеих вершинах Эльбруса. Однако первоисточник (книга «Холодный Кавказ») не дает поводов усомниться: в 1874 году трое англичан и швейцарский гид поднимались на Западную вершину без помощи местных проводников. При этом Ахия Соттаев был с ним и даже поднимался на ночевки. Но он остался вместе с четвертым англичанином, Адольфусом Муром, внизу, с намерением восходить на следующий день. Они дожидались гвардейских русских офицеров (их фамилии Квитка и Бернов, больше о них ничего неизвестно), с которыми еще в Тбилиси договорились о совместном восхождении.
Погода не позволила их интернациональной компании достичь вершины, русские повернули вниз после двух часов подъема, остальные поднялись выше, где-то до уровня Приюта.

Памятник на могиле Ахии Соттаева, вблизи Тырныауза

 Автор книги «Холодный Кавказ» Гроуве дает Ахие довольно конкретную характеристику. Это уникальный охотник, он видит то, что никто другой не видит, он слышит то, чего другие не слышат, он неутомим, по оценкам англичан, мог бы идти сутками без остановки (и без еды). Но, только не по ледникам и снежникам. Этого он не любит и избегает всеми способами. Последнее утверждение как-то не согласуется с уверенными действиями балкарцев в 1868 году.

С восхождением 1874 года связана еще одна неточность, которая переносится из одного места в другое. Флоренса Кроуфорда Гроуве называют руководителем экспедиции 1874 года или просто руководителем восхождения (еще его называли женщиной). Строго говоря, руководитель той экспедиции не требовался. Однако мингрел Пол (Paul, он же Баква Пипия), переводчик, который был с группой всё путешествие, представляя гостей местным старшинам, всегда называл главным самого старшего – Адольфуса Мура. Авторитет Мура был беспрекословен, но он никогда этим не злоупотреблял. Вряд ли из-за скромности, ведь этот джентельмен сделал блестящую карьеру на государственной службе. Вершиной его карьеры позже станет пост секретаря вице-короля Индии лорда Черчилля. Это с почти нулевых позиций – очень большое достижение. Скорее всего, в горах он предпочитал отдыхать от чрезмерной ответственности за дело.

Так что следует признать, что первым человеком, который побывал на двух вершинах Эльбруса был наш прославленный топограф Андрей Пастухов. В 1890 году он был на Восточной и в 1896 году на Западной. Его восхождения были настоящими приключениями, риск был запредельный, но всё заканчивалось благополучно.

Но по-настоящему русский период освоения Эльбруса начался гораздо позднее, наверное, в 1930 году. А пока англичане, привыкшие к роли пионеров, уступали своё ведущее место, представителям других наций.

3. Континентальные европейцы. Первый рекорд скорости. Его, оказывается, не было

В истории альпинизма на Кавказе можно поставить в один ряд центральноевропейских ученых-путешественников, состоятельных людей, посвятивших себя изучению гор за собственный счет. Соседями в списке будут венгр Мориц Дечи, немцы Вилли Рикмер-Рикмерс, Оскар Шустер и Готфрид Мерцбахер.

Дечи (так его венгры называют), он же Деши по традиционному написанию, совершил второе восхождение на Западную вершину. Вместе с швейцарскими гидами Александром Бургенером и Петером Руппеном они поднялись на гору в 1884 году. Спуск прошел в тяжелых условиях. Дечи и Руппен получили не очень значительные, но болезненые обморожения. И вообще чудом спаслись,  благодаря местному носильщику, который встретил их и вывел в отсутствие видимости.

Мерцбахер происходил из богатого еврейского клана, практически ассимилировавшегося в немецкую жизнь. Отец был крупнейшим торговцем мехами, а дядя одним из самых влиятельных банкиров Баварии. Сам Готфрид старался не оставлять бизнес, хотя наука и путешествия отнимали много времени. К ним он относился с полной отдачей. Достаточно сказать, что изучение гор России он начал с освоения русского языка, прожив для этого несколько месяцев в Санкт-Петербурге. Главной его целью было исследование отдаленных горных регионов, и к альпинистской практике Мерцбахер относился очень серьезно. Так серьезно, что прошел в Альпах самые сложные маршруты, в том числе сделав первопрохождение сложнейшей скальной стены в массиве Дахштайн.

В  многочисленно переписанных хрониках восхождения на Эльбрус написано, что в 1890 году Готфрид Мерцбахер, вместе со своим спутником австрийским учителем физкультуры, выдающимся альпинистом Людвигом Пурчеллером, совершил скоростное восхождение на Эльбрус. За 8 часов из Терскола, то есть от нынешнего поселка, где в то время был только кош.

Как оказалось, им этот рекорд приписали, непонятно, кто это сделал первым. Может я?

 Два тома кавказских трудов Мерцбахера. Он очень старался придать научный характер текстам и фотографиям. 

В действительности, их с Пуртчеллером восхождение заняло 8 часов, и было достаточно обычным. Они ночевали где-то в районе 105-го пикета, вышли ночью.  Шли быстро, но в районе скал Пастухова устроили продолжительный отдых. Выше седловины встречный ветер заставил европейскую связку включиться в настоящую борьбу со стихией. Альпинисты могли смотреть только под ноги и абсолютно не слышали друг-друга. Тем не менее, до вершины дошли.

И еще. Есть указания, что вместе с ними поднимались два австрийских гида (Керер и Унтервегер). Мерцбахер этого в своей книге не подтверждает.

4. Швейцарцы начала века

Начало XX века на Эльбрусе можно назвать «швейцарским периодом». В этой альпийской стране тогда было хорошо ощутимо русское присутствие. Многие россияне, от больного революционными идеями студенчества до престарелых аристократов, находили в Швейцарии пристанище. Было и обратное движение, в поисках лучшей доли, швейцарцы решались на переезд не только обычным путем в Америку, но и в огромную Россию.

Для истории Эльбруса важен один из таких переселенцев. Уроженец кантона Гларус, где проходил в свое время Суворов, Рудольф Лейцингер. Его величают «отцом пятигорского альпинизма». С именем Лейцингера связана история начала строительства приютов на склонах Эльбруса. А именно строительство приюта «Кругозор». Сам Лейцингер на вершину не поднимался, но много ходил вокруг и для многих открыл красоту горной природы.

В 1904 году по приглашению Председателя Русского горного общества А.К. фон Мекка большую работу в горах Кавказа провели профессор (сын горного гида) Андреас Фишер и гид Кристиан Йосси. После удачных восхождений в Домбае и Нахаре, они отправились восходить Эльбрус. 22 августа их группа, в которую входил ингушский горный проводник Яни Безуртанов и носильщики, поднялась из Учкулана на перевал Бурунташ. Это была их исходная точка для штурма Эльбруса. Лагерь установили на высоте 3070 метров. Швейцарцы были бы рады взять с собой на гору симпатичного им Яни, но его обувь явно не подходила для такого холодного восхождения. Так что вышли вдвоем. С оригинальным тактическим планом. Стартовали днем, с расчетом идти всю ночь без остановки. Первоначально ориентиром был скальный выступ в ледовых полях северного склона, его швейцарцы достигли в 8 вечера. Отдохнули и пошли в сторону седловины, которую достигли в 3 ночи. Еще 2 часа и они на вершине. А в 11 дня уже сбежали до коша Азау. Хотя небольшой караван вместе с Яни ждал их в Терсколе. Отсутствие связи стоило им несколько часов. Но тогда было принято посылать посыльных и всё рещилось.

Это был первый траверс главной (Западной) вершины.

Швейцарцы и Безуртанов на вершине Сунахет на  Западном Кавказе  

Первый траверс или подъем на две вершины со спуском частично по другому маршруту также был совершен швейцарской связкой в 1910 году. Это были сравнительно молодые альпинисты Оскар Хуг и Казимир Де Рамм. Оскар Хуг известен как один из основателей спортивной медицины, хирург-ортопед мирового класса и также как один из первых швейцарских ски-альпинистов. Однако лыжи на Эльбрус он не взял, и вряд ли пожалел…

Хуг (справа) и Де Рам

Первый спуск на лыжах. Пойдет ли в зачет?

Швейцарец Карл Эггер (житель самого равнинного города страны Базеля) был альпинистом очень высокой квалификации и при этом был еще настоящим исследователем. Его книга Die Eroberung des Kaukasus, вышедшая в начале 30-х годов, является эталонным сборником информации. До этого он подробно изучил и описал некоторые аспекты истории восхождений в Альпах. За свою длинную альпинистскую карьеру и вообще за жизнь не раз становился клиентом коллег Хуга, то есть, врачей-хирургов. Ноги он ломал неоднократно и разным способом: на санях, на лыжах, при срыве и при падении в трещину, становился жертвой автомобильной и железнодорожной аварии, неоднократно повреждал колени во время восхождений. И каждый раз он восстанавливался и возвращался в горы...

Эггер один раз побывал на Кавказе и совершил там ряд интересных восхождений. Это было в 1914 году. Его партнером был Гвидо Мишер. С самого их въезда на территорию Российской империи интерес всех встречных и, в том числе, полиции был повышенный. Прежде всего, из-за лыж, которые взяли с собой альпинисты. Подозрительно как-то, летом и с лыжами…

Таким изображен Эльбрус в отчетной статье Эггера в ежегоднике Швейцарского альпклуба

После серии хороших восхождений в районах Адыл-Су и Адыр-Су, друзья решились на подъем на Эльбрус. Погода была великолепной. Подъем на камусах местами доставлял удовольствие, местами было сложновато из-за жесткого льдистого наста. Лыжи оставили на седловине и на вершину (Западную) пошли в кошках. Спуск никакого удовольствия не доставил. Даже, наоборот, на жестком снегу, на застругах, альпинисты не раз падали, в том числе и вполне серьезно, но на этот раз без переломов.

Так что первым человеком спустившимся на лыжах с вершины был, вероятно, Вадим Гиппенрейтер. Первый чемпион и выдающийся фотограф. Его имя должен знать у нас каждый.

На этом прервем «поклонение Западу» и во продолжении будем восславлять достижения советского альпинизма.

 Часть 1. См. здесь. 

Ниже Андерматта река Рейсс бурным потоком входит в узкое скальное ущелье с грандиозными гранитными утесами по берегам.  Величественное  зрелище!  Здесь русские войска 25 сентября 1799 года прорвались, через казавшиеся неприступными препятствия: узкий туннель Урнер-Лох и нависший над пропастью Чертов мост. Туннель был взят лобовой атакой, что возможно, было неожиданно для французов.

   При штурме Чертова моста Суворов послал отряды егерей в обход по труднодоступным скалам. Вряд ли им удалось нанести какой-то вред неприятелю. Но, страх быть окруженными  сыграл значительную роль в том, что французы не оказали здесь отчаянного сопротивления.  Еще одна фронтальная  атака принесла прорыв со сравнительно небольшими потерями.  Однако части французов  практически в полном порядке смогли отступить и спуститься к берегу Фирвальдштатского озера.  

Общая схема Альпийского похода русской армии

 Чертовы мосты: сверху самый новый, второй сверху - построен в начале XIX века. Тот, который штурмовал Суворов, был еще ниже...

 К столетию Альпийского похода, в 1898 году, неподалеку от Чертова моста (высота - 1405м) был сооружен грандиозный “Памятник-крест”, один самых величественных памятников в Швейцарии.

История его строительства достойна отдельного рассказа, отметим лишь, что территория в районе памятника была официальна оформлена местными властями как переданная в собственность России.

 Рядом находится “суворовский ресторан”, оборудованный внутри как музей. По стенам висят старые ружья, сабли, амуниция. Рядом картины и фотографии посещений этого места важными персонами.

   Пару лет назад местные власти распорядились утроить в районе Чертова моста  кольцевую туристическую тропу, которая включила в себя рассекреченный военный туннель в скалах.

«Клеттерштайг  Diavolo»

    Рядом с памятником, слева по скалам проложен так называемый «клеттерштайг» (аналог итальянского «виа феррата»). Это крутой маршрут, идущий по скалам  среди травянистых "огородов".  Он оборудован тросами (700 метров) и, в некоторых местах, металлическими ступенями (265 крючьев, штырей и скоб) и двумя лестницами. Подъем не доставляет больших трудностей, доступен для начинающих. Но лучше не выходить на него при сырой погоде, огороды мокрые.

 Вид с маршрута на Чертов мост и ресторан

В сердце Швейцарии

   Далее русские войска теснили французов вдоль ущелья р.Рейсс до города Альтдорф (столица кантона Ури), расположенного на берегу Фирвальдштатского озера, знаменитого как колыбель Швейцарской Конфедерации. В центре города стоит памятник Вильгельму Теллю, легендарному охотнику и борцу за независимость Швейцарии. В местном музее часть экспозиции посвящена событиям 1799 года, имеется кровать, на которой спал Суворов. Сохранился дом, постройки XVI века, в котором останавливался великий полководец. Это практически единственный  большой дом, который уцелел в  пожаре, возникшем после подавления французами сопротивления в 1798 году. Недавно он был полностью реконструирован и является, безусловно, старейшим зданием в городе. Сейчас в доме расположен один местный финансовый фонд и частично сохранена обстановка двухвековой давности.

 В Альтдорфе Суворов неожиданно оказался перед фактом, что дальше дороги вдоль озера нет, и что единственной возможностью продолжения наступления является преодоление горного перевала. Им был выбран путь через Кинциг-Кульм (2073м) в хребте Росшток.

 Дом, где ночевал Суворов в Альтдорфе, после реставрации

 Перевал Кинциг-Кульм (2073м)

 От селения Штальден (648м) простой старенький подъемник (6-местная кабинка) поднимает до станции Биль (1637м). От него на перевал ведет хорошо заметная тропа. В 1799 году путь был на порядок более длинный (пешком из Бюргелена) и сложный (тропа в верхней части шл по карнизу над пропастью).

На перевале мемориальная таблица, установленная  по заданию академика Энгельгардта, рядом навес с книгой для записей. В нескольких десятках метров  стоит сравнительно новая спасательная хижина, построенная в 1998 году.

 Есть два основных варианта спуска. По правой тропе вы примерно через полчаса выходите на проезжую грунтовую дорогу.  Левая тропа ведет через  пастбища с заграждениями для скота,  до дороги по ней идти гораздо дольше (1,5 – 2 часа). Ниже по ущелью дорога идет через роскошный лес. Через 2 часа внизу открывается чудесная зеленая долина Муотаталь (городок на высоте 610м). К нему ведет крутой спуск по тропе вдоль красивого каньона, ручья пробившего путь в известняковом обрыве. Это карстовый район, неподалеку находится крупнейшая в Швейцарии пещерная система Хёлльлох.

  Вид на городок Муотаталь

В городке городке Муотаталь главной достопримечательностью является женский монастырь Святого Йосифа, в котором останавливался Суворов. В нем бережно хранятся реликвии тех времен: монастырская книга с записями о приходе русских, мебель тех лет, картины и т.д.. . В связи с отсутствием желающих быть монахинями, монастырь практически не работает, то есть обычно закрыт и открывается только для религиозных церемоний.

Новый памятник воинам Суворова. Крест, найденный в долине, установили рядом с  монастырем

В этой книге есть записи 1799 года о приходе Суворова

В гостинице Пост имеется специальный банкетный зал "Суворовский", с большим панно

 Долина реки Муота, ниже городка, это арена самых жестоких столкновений армии Суворова с французами. Арьергард русской армии под командованием Андрея Розенберга в течение двух дней дважды наносил здесь поражения наступавшему снизу неприятелю. Ниже широкого поля, где собственно происходили битвы, долина резко сужается. Здесь находится  исторический мост, который называется Суворовским, хотя  сам Суворов  к нему и близко не подходил. Это трагическое место гибели сотен французских солдат, которые, отступая,  сгрудились в узком и опасном месте.  Многие срывались, многих добивали казаки.

Перевал Прагель (1550 м) – самый низкий из «суворовских» перевалов,  по нему проходит автомобильная дорога (местами довольно узкая, проблемно разъехаться даже легковым автомобилям). В стороне от дороги проходит пешеходная тропа, можно пройти по ней только часть пути. На тропе находится  «табличка Энгельгардта»… на самом перевале ее нет. Есть часовня, не имеющая прямого отношения к Альпийскому походу.

С перевала Прагель мы спускаемся к  живописному Клентальскому озеру, где на берегах есть кемпинги для ночевок.   Уровень озера сейчас немного выше (848 метров),  чем в 1799 году, когда  отряды Багратиона  с большим трудом сбили здесь позиции французских егерей. В 1908 году здесь сделали плотину и начали выработку электроэнергии.

Завершим эту часть повествования картинками дома Суворова в Ридерне. Здесь какое-то был штаб фельдмаршал. Какое-то время тому назад, дом купил Вальтер Гэлер (о нем в третьей части подробнее), который собирался перенести сюда Суворовский музей из центра Гларуса. Однако денег на ремонт  этот подвижник суворовской темы так и не нашел.

   Александр Ельков

Только со второй половины XIX века женщины стали обычным явлением на альпийских тропах. Сначала это были почти исключительно англичанки, представительницы самой богатой страны. Затем за ними потянулись представительницы других народов. Это, как говорится, уже объективный процесс пошел. Альпинизм стал более-менее массовым, сформировавшимся общественным явлением. Но история оперирует не только цифрами, статистикой посещений, она любит красивые и романтические сюжеты. Именно поэтому вернемся на несколько лет назад, и расскажем об одном замечательном восхождении, одной замечательной женщины.

Исторический факт. Первое засвидетельствованное в литературе восхождение женщин: пик Лаугеншпице в окрестностях Мерано в Южном Тироле (2433м), совершено в 1552 году Региной фон Брандис и Катариной Боч. О них самих, да и деталях восхождения, больше ничего не известно.

Трудно представить горные тропы без представительниц прекрасного пола. Это воспринимается как норма, как же иначе! Но когда женщины выходят на сложные альпинистские маршруты, мы, мужчины, настораживаемся. Хочется им дать совет. Как бы только его сформулировать ? Ну скажем, дорогие, не стремитесь доказать нам, что ни в чем нам не уступаете. Увы, советы услышаны не будут.

Потому как полное равноправие достигнуто. Хорошо это или не очень ? Будем думать, что хорошо.

 Исторический факт. Отсчет истории альпинизма принято начинать с первого восхождения на Монблан, совершенного в 1786 году врачом Мишелем Паккаром и горным проводником Жаком Бальма. Это значительное событие стало поворотным пунктом, хотя, конечно, на горы поднимались и до них. Только это были достаточно разрозненные эпизоды.

Когда серьезные исследователи пишут о женском альпинизме, начинают с вопроса равноправия. Обретение женщинами равных политических прав реально началось только в XVIII веке. Важными этапами его провозглашения были французская и американская революции (то есть война за независимость). Хотя, в целом, важнее была экономическая эволюция и революция научно-техническая, рост благосостояния, развитие транспортных средств, прогресс в гуманитарных областях: литературе, живописи, журналистике и т.д.. Если разобраться, то равные права в общественной и политической жизни, впрямую к альпинизму не имели отношения. Богатые и знатные женщины могли и так делать всё, что им заблагорассудится. И бедные, в принципе, тоже. Возможности были разные, как и сейчас…

Исторический факт. Первой женщиной, поднявшейся на вершину Монблана (14 июля 1809г) была молодая служанка из Шамони Мария Паради. Она поднялась на вершину в составе каравана гидов и носильщиков одной из экспедиций.

Невеста Монблана

Анриетт д’Анжевилль принадлежала к высшим кругам парижского «света». Не так много известно о ее жизни. Ясно только, что суета столичной жизни не убила в ней романтический дух, воспринятый из книг Руссо, Байрона, Шиллера и других, сейчас забытых авторов... Однажды молодой графине попался рассказ о восхождении на Монблан. Она заинтересовалась темой и нашла еще одну книгу. Постепенно Анриетт собрала и прочитала все 14 изданных к тому времени книг о восхождении на высшую точку Альп. Некоторые из них она перечитывала по много раз, и отдельные места знала практически наизусть. Первый интерес перерос в навязчивую идею, в страсть. По собранной ею коллекции картин, рисунков и карт, она составила полное представление о маршруте восхождения. Теоретически Анриетт была готова на 100%. И вполне серьезно говорила о том, что она является «невестой Монблана». Это было почти как психическое заболевание, так, по крайней мере, так считали ее ближайшие родственники. И вынужденная им повиноваться, в молодые годы графиня, так и не собралась на восхождение, ограничившись одним визитом в Шамони. Реально финансово независимой, хозяйкой сама себе, Анриетт (1795 г.р.) стала только после сорока и не замедлила начать подготовку восхождения. Мечта стала близкой только в 1838 году.

Первой проблемой была одежда. Рисунки восходителей свидетельствовали о том, что подъем желательно было осуществлять в брюках. Но показаться в таком одеянии в то время было хуже, чем сейчас предстать на публике голой. Кроме того, необходимо было учесть массу прочих нюансов, которые могли оказаться важными на восхождении. В итоге, всего получилось 18 оригинальных предметов. Среди них – два веера: один большой, которым должны были манипулировать гиды и один маленький, персональный. Брюки были пошиты из плотного шотландского сукна, так же как и юбка, под которую они надевались. В Шамони Д’Анжевилль приехала вместе с персональным доктором. Он дал достаточно мудрые и обоснованные советы: перед восхождением питаться легкой пищей, не пить вина, взять с собой достаточно воды с сиропом, останавливаться для отдыха каждый раз, когда дыхание будет нарушено. Но сам на гору не пошел. Впрочем, и сама графиня долго не решалась на выход. То погода не подходящая, то самочувствие не лучшее. Лишь только когда прошел слух, что в долину приезжают несколько англичан, намеренных взять лучших гидов, Анриетт поспешила нанять их первой и определила тем дату выхода.

В 4:30 утра 3 сентября 1838 года почти все население Шамони вышло провожать караван экспедиции, состоявший из 6 гидов и 6 носильщиков. Командовал экспедицией самый заслуженный гид Жан-Мари Куттэ, до этого 9 раз поднимавшийся на вершину Монблана. Анриетт появилась перед народом в обычном одеянии (в специальную одежду она переоделась только на леднике). Подъем проходил по классическому пути того времени: через «скальную лестницу» Боссона, приют Бальма, с выходом на ледник через лабиринт трещин. После обеда достигли скал Гран Мюле, где была еще по приказу Соссюра полвека назад построена примитивная каменная хижина. Здесь встретили две другие компании восходителей. С одним из них, польского происхождения, графиня долго беседовала вечером. Они вместе погоревали над судьбой его несчастной страны, разделенной между немцами и русскими. Вероятно, это был Карол Хоппен, аптекарь и художник, много путешествовавший по Европе.

С вечера гиды протоптали, насколько успели, тропу по снегу. Вышли на восхождение на рассвете. В 6 часов были на Гран Плато, к девяти подошли к Мюр де ля Кот. Собственно отсюда началось самое сложное, потому что пришла усталость. У Анриетт горная болезнь проявилась в повышенной сонливости, причем она думала иногда, что умирает. На одной из остановок графиня дала гидам ценное указание: в случае ее смерти, обязательно спустить тело вниз. Однако до этого не дошло, когда вышли на гребень, ветер привел всех в чувство. В 13:25 д’Анжевилль с гидами поднялась на вершину Монблана, на вершину своей мечты. Тут ее, несколько неожиданно для гидов, охватила настоящая эйфория. Это проявилось в необычайной активности. Вначале, как и планировалось, был послан почтовый голубь с сообщением об успехе (до цели не долетел). Анриетт делала зарисовки, писала заметки в блокнот, измеряла температуры и ходила по вершине из стороны в сторону. А вокруг нее лежали на снегу и страдали от высоты и скуки гиды и носильщики. Когда же, наконец, вниз? Долго уговаривал Куттэ графиню начать спуск. Хотя он прекрасно понимал, что Анриетт, уходя вниз, навсегда расстается со своим женихом. Но чем он мог ей помочь?

Спуск был очень тяжелым. Сколько раз графиня в бессилии опускалась на снег ? Сколько пришлось гидам её убеждать, заставлять продолжить путь? Хорошо хоть погода благоприятствовала восходителям до самого конца. Ночевали опять в хижине.

Встреча каравана восходителей в Шамони, на следующий день, была просто беспрецедентной. Все гости и жители селения вышли на улицы, все хотели посмотреть на героиню, пожать ей руку, взять автограф. Вечером в гостинице Юнион был устроен грандиозный банкет. На нем была и Мария Паради, поднимавшаяся на Монблан за 30 лет до графини. Теперь эта была пожилая женщина, хозяйка чайного домика. После пары бокалов вина она сказала: « Я была простой служанкой. Мне было 18. И я не умела себя вести с мужчинами. Сейчас бы я им показала. А тогда…. Позволила затащить себя сначала на ледник, а потом довести до самой вершины. Они тянули, толкали и даже несли меня на себе ……

А Вами я просто восхищена ! Какая женщина ! Какая женщина! »

**** Это литературная версия. Есть свидетельства, что Мария сама страстно желала взойти на Монблан. И что Жак Бальма, как старший гид, лично провел с ней беседу, выясняя, по своей ли воле девушка хочет подниматься на вершину.

Счастливая восходительница Анриетт была одной из главных героинь парижского бомонда все следующие осень и зиму. Где бы она ни появлялась, всюду ее просили рассказать о своих удивительных приключениях. Это был звездный час, но он не продлился долго. Уже вскоре стало ясно, что «горная болезнь» зашла слишком далеко. И «в свете» ей нечего искать долговременной поддержки и понимания. Графиня решает покинуть столицу и переезжает на ПМЖ в район Женевы, в местечко Ферней. Оттуда открывается вид на ее «жениха», альпийского монарха, на Монблан. Другого мужа у Анриетт так и не появилось. Графиня д’Анжевилль продолжала совершать несложные восхождения до глубокой старости: 21 восхождение за последующие 25 лет. В возрасте 69 лет она взошла на вершину Олденхорн. В это время альпинизм уже переживал этап развития, называемый специалистами «золотым веком» и стал уже совсем другим.

Исторический факт: следующее восхождение на Монблан женщины состоялось только в 1854 году.

 К тому времени Альпы стали модным местом отдыха для сотен английских туристов. Многие из них начинали совершать восхождения и постепенно проникались спортивным азартом. Интересно, что весь Лондон знал о восхождении на Монблан по уникальному театрализованному шоу, которое в течение нескольких лет проводил в одном из лучших залов британской столицы журналист Адам Смит. Спектакль рассказывал преимущественно о его восхождении на высшую точку Альп в 1851 году, а также о Соссюре и Бальма, о гибели гидов в 1820 г и ….о «невесте Монблана». Он шел достаточно регулярно в течение 9 лет! Многие романтически настроенные особы женского пола выходили из зала, страстно желали стать альпинистками. И части из них это удавалось.

В период с 1854 до конца 80-х в женском альпинизме доминировали англичанки. Среди первых британских восходительниц была мать Дугласа Фрешфильда (они вместе ходили на представление Смита), ставшего потом известнейшим альпинистом и исследователем Кавказа. Сэр Альфред Уиллс, с восхождения которого на Веттерхорн в 1854 году, обычно начинают отсчет «золотого века альпинизма», провел медовый месяц в Шамони. В совместных восхождениях и походах. Англичане часто приезжали семьями, поэтому женщин в долинах было много. Некоторые из них решались на смелый шаг и шли к вершинам…

Барон из России стал мостиком между двумя эпохами и открыл новый путь

 После периода 1786-1788 годов, следующее успешное восхождение на Монблан состоялось только через 14 лет. Что это были за годы! Вихрь революций и войн пронесся над Францией и соседними регионами. Нельзя сказать, что для Шамони это всё происходило где-то далеко. Всеобщее помешательство волнами прокатывалось по Савойе, ударяя и по горцам из долины. Им периодически приходилось браться за оружие, кому-то присягать, с чем-то мириться….

Несколько лет тому назад на фасадах некоторых домов в Шамони появились исторические картинки

 Уже казалось, что все эти знания и умения, полученные в ходе эпопеи первого восхождения, никогда не будут востребованы. И вот когда на фронтах, хотя бы отчасти, наступило затишье, в Шамони приехали эти двое молодых людей. Это произошло летом 1802 года. Один из них был подданный Российской империи некто, оставшийся в истории альпинизма, как барон Дортезен из Курляндии. Следует учесть, что для России, в отличие от Европы, титул барона не был очень высоким, его получал любой дворянин прибалтийской области, даже если был не очень богат. Дортезен был, вероятно, молод, достаточно обеспечен и очень смел. Вероятно, он путешествовал по Европе, после университета или просто с образовательной целью. Если предполагать дальше, то находясь в Женеве, Дортезен наслышался историй про первое восхождение на Монблан и решился испытать на себе, что это такое. Там же, в Женеве, нашелся спутник, его звали М-А. Форнере. Историки альпинизма пишут, что молодые люди вдвоем совершили ряд несложных горных походов, перед тем как решиться на Монблан.

Кое-что известно о ходе восхождения. На восхождение вышли 10 августа, в сопровождении лишь семи гидов, среди которых был Жак Бальма. Ночевали на Гран Мюле и вершины достигли на следующий день 11 августа 1802 года в 12:30. Дул очень сильный ветер, так что на вершину вползали, а не заходили. О научных экспериментах речи не было. После ночевки на Гран Мюле, группа решила не спускаться прямо на гребень ля Кот, а траверсировать в направлении План д’ Эгюий. С тех пор поняли, что лучше ходить таким образом. И при этом можно даже не носить лестниц.

Путь спуска Дортезена и Ко - это черная линия поперек ледника Боссон 

Восходители пришли к единому выводу, что больше никогда в жизни на подобные авантюры (горные восхождения) не пойдут. Кажется, слово своё эти господа сдержали.

В интернете про Дортезенов говорится, что они известны в Прибалтике с XVI века, и что дворянский титул (барона) был подтвержден в 1845 году для некого Константина Дортезена. Быть может, это был именно он, в ранней молодости восходивший на Монблан...

Хотя деталей экспедиции почти неизвестно, кажется, что она сыграла большую роль в сохранении традиции, сохранении, может быть, энтузиазма среди местных мужчин. В 1808 году они, по непонятным нам причинам, вдруг в течение одного месяца июля совершают три восхождения подряд.

В одном из них принимала участие и поднялась на вершину служанка из Шамони Мария Паради. Есть разные мнения, сколько ей было лет – от 22 до 30-ти. Согласно одной из главных версий, Жак Бальма перед восхождением устроил молодой женщине форменный допрос, правда ли она хочет подняться на Монблан ? И она отвечала со всей страстью, что да, она об этом мечтает. Иначе не взяли бы.

Можно предположить, что гиды Шамони получили предварительный заказ, готовить экспедицию для восхождения на Монблан для какой-то важной персоны. Кого-то из императорской фамилии. Может быть даже САМОГО ! И они хорошо потренировались, хотя сама экспедиция не состоялась. Точнее, не было попытки восхождения. Высокопоставленные гости были, но не Наполеон, и они просто походили внизу, поднялись на Монанвер и т.д...

Поэт родом с Украины выбирает новый маршрут восхождения на Монблан

Поляк Антоний Мальчевский (1793 г.р.) также был гражданином Российской империи. Хотя длительный период и вёл себя абсолютно нелояльно Санкт-Петербургу. Борьба за независимость Польши – это долгоиграющая тема, так или иначе касавшаяся всех в этой стране. Хотя отметим, что отец Мальчевского носил титул генерала царской армии.

Вырос Антоний в имениях на Волыни, учился в знаменитом своим мятежным духом лицее в Каменце-Подольском. Его отмечали как выдающегося по способностям, но неуравновешенного ученика.  Учебу он не завершил.  Уехал в Варшаву, когда Наполеон провозгласил там независимое (от других, кроме него) государство. В патриотическом порыве Антоний становится офицером инженерных войск, обучаясь всему по ходу службы.

  Столичная жизнь есть столичная жизнь, если ты молод и очень красив, то она полна и невоенных опасностей. Любовь, обиды, ревность… и модное тогда выяснение отношений на пистолетах. В начале 1812 года Мальчевский получает на дуэли тяжелое ранение ноги. К тому времени он был в ранге полевого адъютанта генерала Коссецкого.  Ранение сохраняет ему жизнь, так как его сослуживцы, вскоре ушедшие в поход на Россию вместе с Бонапартом, домой не вернулись. Антоний остается на военной службе и принимает участие в обороне одной из крепостей (Модлин) от русских войск. Результат: сдача, арест, тюрьма.

 Война заканчивается,  счастливый победитель российский император Александр Первый провозглашает Царство Польское и себя назначает его царем. Всех мятежных поляков он прощает и пытается покровительствовать им. Антоний Мальчевский короткое время находится на российской военной службе, но после краха наполеоновской авантюры 1815 года, демобилизуется и отпрашивается у властей в поездку по Европе. Как оказалось, на шесть лет. Путешествует с невестой, но только первое время. После ссоры, они расстаются. Есть мнение, что расставание с невестой и стало причиной, толкнувшей молодого поляка на рискованный шаг, коим было восхождение на Монблан. Есть версия, что он даже хотел таким образом покончить с собой. И хотя она основана на каких-то письмах и записках, выглядит не совсем нереальной.

В тот период, полякам многое разрешали, поэтому в свободной Женеве их собралось немало. Целое общество. Там-то молодой человек и узнаёт о восхождениях, совершенных на Монблан. Видит его на горизонте и решается на совершение этого поступка. Однако невеста против. Проходит какое-то время и после ссоры, Антоний становится свободным в принятии решений. И идет на Монблан.

О восхождении на Монблан: « Я совершил это из любопытства, из обольстительного желания, сделать то, что нельзя делать каждый день».

Мальчевский оказался первым в истории альпинистом, который попытался открыть новый маршрут к вершине Монблана. Он решил, что можно попытаться найти путь  со стороны ледника Мер де Глас. Для того времени это было очень смело и необычно. Интересно, кто-то ему подсказал или сам пришел к такой идее ?

Вместе с гидами в процессе разведки пути пан Антоний поднялся на Северную вершину Эгюий дю Миди (3795 м), это было первое в истории восхождение в Массиве Игл Шамони. Известно, что при подъеме альпинисты использовали веревку. Осмотрев предполагаемый путь на Монблан, гиды не одобрили выбор поляка. Да он и сам всё понял.

 Эгюий дю Миди на переднем плане и Монблан - на заднем. Главная - Южная вершина - увенчана сейчас шпилем. По официальной версии, Мальчевский поднялся на Северную вершину, которая сейчас имеет квадратную форму, так как внутри находится верхняя станция канатной дороги.

Несколько дней спустя, в сопровождении 11 проводников, среди которых был и Жак Бальма, Мальчевский начал восхождение уже по пути Соссюра. Как было уже принято, заночевали на Гран Мюле, и на следующий день группа поднялась на вершину. Это было 4 августа 1818 года, примерно в половину первого. Первый славянин на Монблане. На вершине Антоний в течение полутора часов занимался всяческими измерениями и наблюдениями. Всё было занесено в полевой блокнот. На спуске заночевали опять на Гран Мюле.

По возвращении Антоний отчитался перед профессором Пике, который давал ему измерительные приборы, написал еще пару заметок в газеты. Очень коротких, он даже имени своего при этом не называет. Но конкретных, в частности Мальчевский дает короткую и точную рекомендацию всем последующим восходителям. «Успех зависит от нескольких факторов. Три дня идеально хорошей погоды и не слишком размякший снег – это гораздо важнее, чем ваша выносливость и мощные легкие; без этих условий вы только подвергаете себя риску»…

Во время путешествия Мальчевский встречается в Венеции с Байроном. Принято считать, что рассказы Мальчевского стали основой для написания английским поэтом поэмы о Мазепе. Общепризнанный кумир тех лет, безусловно, сильно повлиял на поляка, как на поэта. Антоний пишет, пишет стихи, поэму в стиле Байрона, нет, скорее – в своем собственном стиле, но явно из категории «Романтизм». Однако пока что всё идет «в стол» или в корзину.

Портрет Антония Мальчевского

Судьба жестоко обошлась с Антонием Мальчевским. Он возвращается на Волынь, жаждет спокойной жизни. Писать стихи, творить в тиши сельской жизни. Но увы, вскоре снова женщины ломают его жизнь. Замужняя дама безумно влюбляется в него. Ввиду состояния ее здоровья, оставить женщину Антоний не может. Мальчевский вынужден уехать с ней в Варшаву, где пытается устроиться на государственную службу. Получает лишь мелкие посты, живет довольно бедно. При этом упорно дописывает и переписывает поэму, своё главное детище, над которым он трудится много лет.

В 1825 году поэма под названием «Мария», с подзаголовком «повесть украинская», выходит в свет отдельной книгой. И это, увы, приносит автору только неприятности. Публикация осталась незамеченной и неоцененной. Здоровье несчастного поэта резко ухудшается и он умирает. Буквально через несколько лет все прозрели, поняли, что имеют дело с шедевром. С тех пор, Мальчевский и его «Мария» вошли в классику польской литературы, переиздавалась десятки раз, в том числе на нескольких иностранных языках.. Жаль только, что другие стихи были выброшены вместе с архивом поэта после его смерти.

Родной брат Антоний, Константы начал военную карьеру в российской армии, а закончил генералом мексиканской армии. В роду Мальчевских было немало военных. Один из них даже был какое-то время министром обороны Польши. В отставке он жил во Львове, когда туда вошли советские войска. 67-летнего генерала Мальчевского сразу же арестовали и он исчез бесследно. Есть Мальчевский и в скорбном списке жертв Катыни. Еще больше Мальчевские прославились тем, что в их роду были два выдающихся художника, один из которых долго жил и работал в альпинистской столице Польше городе Закопане. Ну и упомянем нашего современника Петра Мальчевского, экспедиционного фотографа профессионала, объехавшего всю нашу Сибирь.

Есть Мальчевские и в России. И далеко не на последних ролях в нашей стране. Анджей Рышардович Мальчевский - один из самых успешных банкиров России, известный благотворитель и создатель патриотического Национального Фонда Святого Трифона. Его сын Александр стал одним из самых молодых президентов банка, и довольно крупного - МОСОБЛБАНКа.

 Кстати, интересно, как этот рассказ еще перекликается с современностью. Сюжет поэмы «Мария» возник на основе реальной истории XVIII века, связанной с любовью и жесткостью. 18-летний сын магната, воеводы киевского Потоцкого женился в тайне от родителей на 16-летней Гертруде Коморовской. Отец юноши был в полном бешенстве и распорядился устроить убийство юной женщины. История трагическая, имевшая шумный резонанс. Она интересна тем, что один из братьев Гертруды был прямым предком  президента Польши Бронислава Коморовского, покровителя программы "Polskiego Himalaizmu Zimowego".

Доктор Гамель должен был стать отцом русского альпинизма ?

Тайна первой горной драмы

  Шамони в начале XIX века

В истории альпинизма «русский доктор», как его в ней именуют, ученый Иосиф Христианович Гамель (1788 – 1861) остался одним из немногих отрицательных персонажей. С его именем связан фактически первый НС (несчастный случай) в альпинизме. И традиционно историки альпинизма возлагают на него основную вину за произошедшее. Хотя бы потому, что он был организатором этого несчастливо закончившегося восхождения.

Сын поволжского немца первого поколения (екатерининского призыва), полицмейстера из городка Сарепта (ныне район Волгограда) показал с детства почти феноменальные способности к обучению. Йосиф учился в медико-хирургической академии в Санкт-Петербурге (за счет общины), учился только на отлично и с ранних лет показал свои многочисленные таланты. Освоил, в частности, английский язык, что по тем временам было редкостью и совсем не обязательным предметом.

В 1811 году Гамель закончил академию с золотой медалью. Кроме собственно медицины, пытливого юношу интересовали и буквально все другие науки: физика, ботаника, зоология, просто техника и инженерное дело. На него обратили внимание в верхах. Весной 1813 г. Гамелю присвоили степень доктора медицины и … отрекомендовали к Министерству внутренних дел. Его командируют в Англию, самую передовую страну того времени. Задача собирать всю полезную информацию, которая могла быть полезной для внедрения в России. То есть, по существу, разведка.

Под руководством посла России графа Ливена (или в большей степени его супруги), Гамель разворачивает кипучую деятельность. Он – член всевозможных обществ и союзов, присутствует на всех лекциях и слушает все научные доклады, он читает и анализирует, общается с людьми, приобретает патенты, чертежи. Всё складывается блестяще. Когда великие князья сначала Михаил, а затем (будущий царь) Николай, приезжают в Великобританию, Гамель выступает в роли их советника и гида. Быть близко знакомым с царственными особами, мог ли мечтать об этом сын колониста ! За удачную работу он получает от лица императора ценные награды. Будущее кажется светлым: высокий пост в Петербурге и продвижение по чиновничьей лестнице к высотам благополучия. Но, похоже, для Гамеля это не было главным. Точнее, ради этого он не хотел поступаться принципами.  

В 1820 году 32-летний доктор Гамель отправляется в путешествие в Альпы, с конкретной целью - совершить восхождение на Монблан. Надо сказать, что все расходы его по содержанию оплачивало царское правительство. Это значит, что всё, что он ни делал, он согласовывал или должен был согласовывать с Санкт-Петербургом. Либо должен был отчитываться. Предполагаемое восхождение было слишком серьезным и дорогим делом (предположительно до 40 фунтов), поэтому санкция на него определенно была получена.

Но кто и почему был инициатором этой акции?

Одно из предположений, что указание пришло из российской столицы. Кто-то из царедворцев задумался над тем, что перед Россией теперь стоят задачи научного освоения гор. Кавказские горы вошли в состав страны и предстоит их освоение. И, следовательно, нужно изучить иностранный опыт.

Хотя, судя по итогам, мне представляется более вероятным, что это делалось под большую личную ответственность самого ученого. Что он сумел «продавить» выделение средств, как оказалось, с риском для своего будущего. По крайней мере, никаких практических выводов и рекомендаций из этого восхождения не сделано. К освоению Кавказа первый альпинист России, каким мог показаться Гамель (про восхождения Дортезена и Мальчевского вряд ли кто знал), никогда не привлекался.

Но вернемся к тому времени, когда всё еще можно было поменять и экспедиция только начиналась. Йосиф Гамель взял с собой из Лондона двух английских студентов Гилберта Хендерсона и Джозефа Дёрнфорда. В Женеве к группе присоединился специалист по оптике, изобретатель нового типа барометра, некто Селлигэ, имя которого пока неизвестно.

 17 августа 1820 года команда прибыла в Шамони. В тот же вечер, было проведено совещание с главными гидами Жозеф-Мари Кутэ и Матьё Бальма. Те моментально приступили к сбору группы гидов-носильщиков и закупке провианта. Судя по тому, как быстро всё было организовано, можно предположить, что Гамель информировал о своем приезде заранее. Последние несколько лет, начиная с 1817 года, восхождения совершались ежегодно и схема подготовки каравана гидов уже сложилась.

Уже на следующий день, экспедиция из 4-х джентельменов и 12 гидов-носильщиков вышла рано утром на восхождение. Кроме обычного снаряжения, шамоньяры по заданию Гамеля взяли с собой клетку с почтовым голубем, которого хотели отправить с вершины. Погода была идеальной, настроение у всех прекрасным. Достаточно быстро поднялись на Гран Мюле. Однако, как часто бывает в этих местах, погода после обеда ухудшилась и началась гроза.

Группа пережила довольно тяжелую ночь, в слабом укрытии которым была каменная хижина. Гроза продолжалась почти всю ночь, шумели лавины, а где-то на Эгюий дю Миди произошел каменный обвал.

Утром 19 августа, тем не менее, вышло солнце и облака рассеялись. Гамель стал настаивать на немедленном выходе. Однако гиды были против. Во-первых выходить нужно было ночью, и они уже пропустили лучшее время, во-вторых – погода казалась им неустойчивой. И «русский доктор» уступил. Было решено подождать один день. Двое носильщиков отправились в Шамони за дополнительными продуктами, а остальные начали сушиться под яркими лучами горного солнца.

Ближе к вечеру, однако, опять разразилась гроза, опять повалил снег. На этот раз непогода была короче по времени и к полуночи на небе появились звезды. «Доктор» дал указание готовиться к выходу. Позже гиды утверждали, что были категорически против выхода, но «Русский» настоял, он грозил и кричал. Однако англичане, сопровождавшие Гамеля, эти утверждения опровергали. По их версии, все были полностью едины в желании совершить восхождение на рассвете 20 августа 1820 года. Вот только Селлигэ, сославшись на болезнь, решил идти вниз, трое носильщиков были отправлены сопровождать женевца. Так что на штурм Монблана вышли трое альпинистов и одиннадцать гидов.

 Примерно за три часа по свежему, но неглубокому снегу поднялись «Большое плато», где на разосланных одеялах слегка перекусили. Далее начался участок крутого подъема к вершинному гребню. До этого момента вся группа шла связанная веревками. Это утомляло и замедляло движение, поэтому дальше решили идти несвязанными, на этом участке трещин немного и они хорошо видны. Склон был крутой, но в сыром снегу ступеньки получались удобными и группа начала быстро набирать высоту.

Картины современников по разному представили это печальное событие

«Мы все молчали, так как разговор на этой высоте утомляет, и разреженный воздух глухо передаёт звуки» - писал потом Гамель. «Как вдруг я почувствовал, что снег под моими ногами поддаётся. Думая, что я поскользнулся, я вбил палку с другой стороны, но напрасно! Снег увлекал меня вниз с непреодолимой силой. Я не знал, что случилось, и думал, что это несчастье постигло только меня одного. Снег давил на меня и мешал мне дышать свободно. Мне представилось, что большая лавина с Монблана толкает снег вперёд, и я каждую минуту ждал, что буду раздавлен этой движущейся массой. Спускаясь, я постоянно переворачивался, напрягая все силы, чтобы раздвинуть руками снег, в который я был погружён.

Наконец, мне удалось высвободить голову, и я увидел, что большая часть снежного ската, на котором я находился, движется вниз. Я скользил по краю этой движущейся поверхности. Как только я почувствовал твёрдую почву, то стал на ноги. Тут только я увидел настоящую опасность. Я находился у расщелины, которую покатость заканчивалась и отделялась от площадки. Ещё ближе к пропасти я увидел голову Гендерсона, которая высовывалась из снега. Дальше я заметил Дёрнфорда и ещё трёх проводников, но остальных не было видно. Я надеялся, что они вылезут из снега, остановившегося у края расщелины, но Матвей (Матьё, по-французски) Бальма закричал, что люди свалились в пропасть.

Невозможно выразить, что я почувствовал! Гендерсон находился в состоянии, близком к помешательству, а Дёрнфорд в отчаянии повалился на снег»

Это ящик с медикаментами Гамеля, который хранится в  "краеведческом" музее в Шамони

  Вот как дальше описывает произошедшее другой источник.

«…Два проводника, Юлиан Девуассу и Мари Кутэ, упали в другую расщелину, не слишком глубокую и наполненную снегом, из которой им удалось выкарабкаться. Кутэ находился в снегу по самую шею. Он не мог сделать ни одного движения, и лицо его стало багрово-красным. Он позвал слабым голосом своего товарища, и Девуассу, которому удалось высвободиться, принялся палкой разгребать снег, покрывавший Кутэ, пока не освободил его. Несколько минут оба проводника сидели, не шевелясь, и молча глядели друг на друга. Они думали, что только они одни остались в живых.

К счастью, это было не так. Некоторые удержались на краю расщелины, чуть не сделавшейся их могилой. Матьё Бальма даже спустился по ледяной стене, чтобы им помочь. Им бросили топорик, которым они вырубили ступеньки во льду и потом вылезли по ним наверх. Но при поверке оказалось всё же, что недостаёт трёх проводников, которые шли впереди. Это были: Пьер Бальма, Пьер Каррье и Огюст Тейраз. Все они упали в пропасть. Матьё Бальма видел это. Кутэ, в момент собственного падения, тоже заметил, как промелькнуло перед его глазами что-то вроде ноги чёрного цвета. Вероятно, это была нога Тейраза, обутая в чёрные штиблеты.

Гамель и Дёрнфорд, в ужасе от случившегося, спустились в большую расщелину, погрузившись всем телом в рыхлый снег. Они ощупывали снег своими окованными палками, не встречая никакого сопротивления. Они звали по имени проводников, но разреженный воздух плохо проводил звуки. Полагая, что проводники были погребены под толстым слоем снега, Гамель ложился навзничь, и, погрузив свою палку в снег, прикладывал к ней зубы. Он со вниманием прислушивался, не передастся ли ему по палке какой-нибудь звук из глубины снежной могилы. Но ничто не нарушало её безмолвия… По всей вероятности, слой снега, покрывший несчастных, был, по крайней мере, в 50 метров толщиной.

Два часа были проведены на краю пропасти в бесплодных поисках. Волей-неволей пришлось отказаться от дальнейших попыток. Больше оставаться было нельзя, так как путешественников могла застигнуть ночь в этом опасном месте»…

Существует несколько другая версия, которую в своих записках путешественника записал со слов Жозеф-Мари Кутэ начинающий писатель Александр Дюма. В целом всё также, но на первый план поставлено противостояние главного гида и заказчика, доктора Гамеля. Кутэ говорил о том, что гиды убеждали русского повернуть назад всё время, начиная с первой грозы. Но тот был жесток и непреклонен. И поэтому в финале шокированный Гамель услышал от своего плачущего проводника: «Вот это то, чего Вы добивались, месье !»

Дело имело очень большой резонанс по Европе. Король Сардинии, в государство которого входила тогда Савойя, личным распоряжением выделил пенсии семьям погибших. Россия представилась в не самом выгодном свете…

Много лет спустя

 Выдающийся английский ученый, физик, геолог и т.д. Джон Тиндаль внимательно изучал подробности аварии группы Гамеля.  

Джону Тиндалю очень повезло, во время своего первого приезда в Альпы, его гидом стал некто Огюст Бальма, родственник исторического к тому времени персонажа, первого восходителя на Монблан, Жака Бальма. Английский ученый естествоиспытатель, профессор, зажиточный человек, был искренне удивлен культурой, интеллигентностью и деликатностью гида.

После нескольких совместных сезонов, Тиндаль решил отблагодарить верного гида. "Огюст! Я хочу Вас наградить ценным подарком. Ваш выбор, что Вам нужно, я оплачу". Шамонийский гид виновато посмотрел на своего компаньона и сказал слова, которые потрясли англичанина: "Месье, Вы же знаете, я хотел бы фотографический аппарат. Я хочу показывать людям горы, чтобы они могли видеть настоящую красоту."

Через пару лет... в 1859 году.

Лондон, зал в помещении Британского музея, здесь происходит небольшая сенсация. Выставка фотографий, сделанных гидом из Шамони Огюстом Бальма. Вот и сам герой, прибывший по приглашению сэра Альфред Уиллза, одного из самых уважаемых людей города. Модный пиджак, галстук, загорелое лицо. Француз строен, даже худощав, скромен. Посетителей пока немного - вот один из них. Пожилой мужчина, чуть сгорбленный, густые седые волосы, очки-пенсне.

- Так Вы из Шамони ! Скажите, не нашлись ли останки моих гидов. Я доктор Гамель, тот который ….

- К сожалению нет, месье.

- Это обязательно произойдет. По моим расчетам это уже должно был произойти.

И через пару лет это происходит…

Спустя 41 год, летом 1861 года один из туристов на леднике Боссон нашел первые следы вытаявших останков погибших гидов. Гамель вряд ли об этом узнал, он скончался в Лондоне в сентябре.

«Еще через два года после этого была найдена нога и рядом с ней компас Гамеля, который нёс проводник Огюст Тейраз. Очевидно, эта нога принадлежала ему».

  Можно предположить, что восхождение в случае успеха было бы широко представлено как достижение русской науки, а сам Гамель стал бы отцом российского альпинизма. И что дальше дело пошло бы о покорении кавказских вершин … Впрочем, эти догадки ничем не подкреплены. Мы лишь знаем, что в дальнейшем доктор Гамель больше не принимал участие в мероприятиях, связанных с изучением гор.

Иосиф Христианович Гамель же вошел в биографические справочники как "ординарный академик по части технологии»…

Вряд ли в Петербурге могли понять, что произошло на Монблане. Но произошедшее было катастрофой, и очевидно, что Йосиф Гамель пострадал за свою неудачу. Его карьера пошла не в том направлении, в котором начиналась. Высшие покровители были недовольны скандалом, которым закончилось восхождение. Гамеля отстранили от международных дел и послали работать «в глубинку», на Тульский оружейный завод.

Позднее, своим упорным трудом русский немец сумел отличиться, и вновь был призван в ряды «ответственных товарищей». В истории отечественной металлургии и металлообработки он остался как один из ее главных летописцев. По крупицам собрал ученый материал для капитального труда по истории черной металлургии и оружейного дела в России. И его труд был высоко оценен. В 30-е-40-е годы Гамель вновь начал ездить с поручениями за границу, выполняя «деликатные задания», по крайней мере, в области промышленного шпионажа. Всех его «подвигов разведчика» мы не знаем. Но одно дело можно считать самым громким, именно благодаря ему, Гамель вошел в историю нашей страны. Его имя упоминают, как первопроходца отечественной фотографии. Это благодаря тому, что Гамель сумел в свое время (1839 год) не только выведать все секреты этого нового дела, но и привез в Россию самые последние образцы оборудования. Тогда были сделаны первые отечественные фотоснимки.

 Книги Гамеля поражают богатством фактического материала, точностью и законченностью.

Впрочем, гораздо большую известность получил однако другой анекдот из жизни Гамеля. В 1853 году его командируют в США, для ознакомления с этой загадочной страной. Николай I утвердил эту командировку с указанием: «Обязать его секретным предписанием отнюдь не сметь в Америке употреблять в пищу человеческое мясо».

 И 65-летний ученый подписывает такое обязательство.

«Афер Гамель» или «дело Гамеля» стало для истории альпинизма на Монблане одним из поворотных пунктов. Уже на следующий год было принято решение о создании Компании Гидов Шамони, были приняты первые правила и простейшая регламентация. Устав 1821 года содержал всего три пункта. Первый был об ответственности гида: взялся за дело, веди его до конца. Второй предусматривал выбор главного гида, который бы руководил Компанией. И третий, предусматривал членские взносы. Под этим уставом подписались 34 гида, среди которых пожилые уже Жак Бальма по кличке «Монблан» и Жан-Мишель Каша по кличке «Гигант»…

Уже в 1823 году правила были изменены и появился документ на пару страниц. Наступала новая эпоха …

Автор: Александр Ельков

Эрцог (французами произносится обычно как «Эрзог») Морис, Herzog Maurice (1919 - 2012). Уроженец Лиона. Он был старшим ребенком в семье, где было 8 детей. Вторым сыном был Жерар Эрцог, писатель и кинорежиссер горных фильмов, умерший в 2003 году. Отец их был инженером и альпинистом, воевал во французском иностранном легионе в Первую мировую. Дедушка, Оскар Эрцог (или Херцог, немецкое происхождение фамилии очевидно) также был инженером, он разработал проект знаменитого женевского фонтана (Джет) и реализовал его на практике.

 Морис Эрцог был юристом и экономистом по образованию, он закончил престижный вуз Hautes Etudes Commerciales. Был участником Сопротивления, сначала в подпольной организации, затем, после окончания учебы, оказался в партизанах. А завершил войну в регулярном Альпийском батальоне, воевавшем в Альпах. Имеет боевые награды, два «железных креста», что довольно редко. Сразу после войны Эрцог стал совладельцем и руководителем крупной шинной компании Kléber-Colombes, на этом посту он был до 1958 года.

Эрцог с детства ходил в горы (отец владел шале в окрестностях Шамони) и уже перед войной имел определенный опыт. Во время войны он много времени провел в Альпах, где познакомился с многими сильными альпинистами и совершил ряд восхождений. Среди альпинистов-любителей к 1950 году он был одним из самых опытных и хорошо подготовленных спортсменов. Но главное значение в его будущем сыграло знакомство и сближение с руководителем послевоенного французского альпинизма Люсьеном Деви.

Морис Эрцог вошел в историю, прежде всего, как руководитель первой успешной экспедиции на восьмитысячник (Аннапурну) 1950 года. При этом он принял участие в решающем штурме и вместе с гидом из Шамони Луи Ляшеналем достиг вершины. Его славе способствовала написанная им самая успешная альпинистская книга всех времен - «Аннапурна, первый восьмитысячник».

В госпитале в Катманду - крайняя степень истощения

Книга была издана миллионами экземпляров (по некоторым данным, не менее 20 миллионов), на многих языках, в том числе и в нашей стране. В результате тяжелых обморожений полученных на Аннапурне и последующих ампутаций, Эрцог стал официально инвалидом и серьезных спортивных восхождений больше не совершал. При этом много катался на лыжах и ходил пешком, а также выучился на пилота легкого самолета и летал в горах (всего 3000 летных часов).

В течение всех лет после экспедиции Эрцог вел активную политическую и общественную жизнь, много сделал для развития спорта вообще, и альпинизма, в частности, во Франции и во всём мире. После лечения и публикации книги, он кроме бизнеса возглавлял Альпинистский клуб Франции, затем был приглашен на ответственный пост во французском правительстве. В течение длительного времени Эрцог был государственным секретарем (министром) по делам молодежи и спорта при президенте де Голле (1958 – 1965). При этом Эрцог никак не может быть назван «свадебным генералом», он проявил себя отличным руководителем. В его заслуги ставится подлинная революция во французском спорте, олимпиада в Гренобле, строительство горнолыжных курортов, создание системы работы с молодежью (UCPA, ENSA и др.), туннель Монблан и многое другое. Эрцог входил в высший экономический совет, «пробивал» важнейшие и очень серьезные в финансовом плане решения. Его уход из правительства был решением практика, за короткий период он успешно конвертировал свое влияние в большие деньги, работая с такими компаниями как Thomson, Credit Lyonnais и другими, чуть поменьше.

Затем Эрцог становится мэром Шамони, пробыв на этом посту с 1968 по 1977 год. Его деятельность на этом посту также можно назвать исторической. Свое влияние и связи, просто умение работать и руководить, Эрцог использовал на то, чтобы вернуть Шамони ее столичное место среди горных курортов. Строительство дорог, мостов, канатных дорог – на всё это денег не было. Не было до прихода Эрцога. Одной из своих главных заслуг он сам считает проект Северного Шамони, которое включает комплекс ENSA , стадион, крытый каток, манеж, бассейн, парк и т.д…

Покинув пост мэра, Эрцог еще много лет руководил или участвовал в руководстве крупными компаниями, такими как Société du tunnel du Mont-Blanc. В течение многих лет он был депутатом различных законодательных собраний, избирался в разные общественные и ученые организации.

Практически до 90-летнего возраста Морис Эрцог продолжал быть активным участником общественной жизни. До 1995 года он был членом МОК (потом был переведен в почетные члены) и немало способствовал продвижению Альбервилля как олимпийской столицы 1992 года. Одним из его последних подвигов было участие в кампании продвижения Парижа на проведение олимпиады 2012 года. В 2005 году он сфотографировался с веревкой на плече на фоне парижского пейзажа. В 2010 году он присутствовал на церемонии вручения «Золотого ледоруба». В 2008 году он стал членом Почетного легиона, а в 2011-м получил от президента Шаркози орден «Почетного легиона», высшую награду Французской республики. Странно, что это не было сделано раньше.

Морис Эрцог был дважды женат. От первого брака – сын и дочь, от второго – два сына. Он был состоятельный человек, имел несколько домов в разных районах. Главный из них был недалеко от Парижа в местечке Neuilly-sur-Seine. За неделю до смерти ослабевшего Эрцога перевезли из этого дома в местный госпиталь. Скончался он тихо, во сне, 13 декабря примерно в 21-00. Похороны состоятся в Шамони 20 декабря, начало церемонии в 11 часов.

Фильм «Победа над Аннапурной»

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Интервью Эрцога 2010 года. Никакой информации –

только лицезреть 90-летнего человека-легенду

3 июня 1950 года на самом исходе сезона, в условиях наступающего муссона, вершины Аннапурны достигли двое французов Морис Эрцог и Луи Ляшеналь.

Во многом благодаря уникальной книге «Аннапурна первый восьмитысячник», это восхождение стало вехой в истории альпинизма. Практически на всех альпинистов последующих поколений эта книга оказала своё влияние. Драматические события финальной части экспедиции, удивительное спасение и развязка в стиле хэппи-энд, мало кого из читателей оставляли равнодушным. Тысячи людей пошли в горы, после прочтения этой книги.

Самым физически пострадавшим в результате восхождения оказался руководитель Морис Эрцог. Многочисленные ампутации на руках и ногах сделали его инвалидом, но только формально. По иронии судьбы, Эрцог пережил всех своих товарищей по восхождению. И всю жизнь жил, получая дивиденды от того восхождения. Прямые - авторские за книгу, менее прямые - высокий статус в обществе, Морис был министром, советником президента, членом МОК, мэром Шамони, председателем чего-то, членом всяческих структур и т.д.. Он был в когорте избранных политиков, жил в прекрасных условиях, в богатстве, в отличие от всех его товарищей. Эрцог – герой Франции, всегда представлялся примером для молодежи.

Однако со временем, всё сильнее и сильнее стали раздаваться голоса людей, которые видели всё в другом, более мрачном свете. На одни и те же события взгляды могут быть весьма различны. И они оказались таковыми. Большинство товарищей по команде рисовали несколько другую картину событий. С критическими замечаниями выступали участники экспедиции Ляшеналь, Террай и Ребюффа. Тему продолжили и обобщили американский писатель-альпинист Дэвид Робертс и французский ученый, альпинист и публицист Ив Баллю, которые сказали много критического в адрес Эрцога, понизив градус всеобщего восторга от его образа.

В общем, главные пункты претензий можно сформулировать так:

• Назначение городского любителя руководителем экспедиции, состоящей из сильнейших альпинистов, было ошибкой. Оно было связано с политикой, с интересами отдельных лиц, а никак не делалось ради успеха мероприятия.

• Отсутствие какого-либо опыта руководства альпинистскими экспедициями, опыта проведения исследовательских работ, привело к серьезным ошибкам Эрцога в организации работ, в неправильном планировании, что и привело к позднему выходу собственно на маршрут.

• Эрцог специально спланировал именно свой личный успех. Он был самым слабым из группы восходителей, но добился того, что попал в штурмовую группу.

• Эрцог настоял на продолжении подъема, несмотря на то, что Ляшеналь уже потерял чувствительность в ногах. При этом на вершине они провели слишком много времени, фотографируясь, в том числе с рекламой компании, в которой Эрцог был директором.

• После спуска Эрцог заставил всех в Непале ждать его персонального чествования, оказался всюду на первых ролях, в конце концов, выставил везде себя на первый план.

• Во всех своих книгах выражал только свою точку зрения, исказил действительных ход вещей, приукрасил взаимоотношения в группе, выдвигая себя на первый план. Не жалея эпитетов, он выставлял себя героем.

• После экспедиции, Эрцог сконцентрировал на себе все ее достижения. Он потворствовал кампании в СМИ, превозносившей его в качестве главного героя.

и много других мелочей.....

Конечно, следует признать, что после экспедиции Морис удалился от своих товарищей и ушел существовать в совершенно другие сферы. Это не могло не вызвать хотя бы легкой зависти и раздражения у его товарищей по Гималаям. Так известно, что Луи Ляшеналь достаточно тяжело переживал и свою травму, ампутацию пальцев на ногах, и совершенно неадекватное распределение почестей после Аннапурны. Он испытывал приступы острой депрессии. И есть мнение, что его гибель в 1956 году при падении в трещину в Белой долине была ни чем иным, как самоубийством. Ив Баллю приводит в своем блоге страницы книги Эрцога, исчерканные Гастоном Ребюффа. Знаменитого альпиниста возмущает количество «я» в тексте, а также многие конкретные места.

Если поразмыслить, то на все вышеприведенные обвинения есть ответы, достаточно простые и логичные. Эрцог их давал неоднократно. Он даже почти извинился за то, что приукрасил обстановку, которая была в экспедиции. Хотел, мол, написать книгу, которая была бы положительной, романтичной, воспевала бы дружбу и взаимопомощь. И это получилось.

- Книга «Аннапурна» – это литература, не исторический документ. Но литература, основанная на фактическом материале» - говорил Эрцог.

Нет никаких оснований говорить, что кто-то мог быть более умелым руководителем, чем Эрцог. Его ровесник, принимавший участие в экспедиции, но не восходивший дипломат Francis de Noyelle отмечает, что Эрцог был настоящим лидером, благодаря своему шарму и умению сглаживать все острые углы. Правоту этих слов подтверждает дальнейшая практика управленческой работы Эрцога, он был хорош на любом руководящем посту.

Скорее всего, без него, в 1950 году «звезды альпинизма» вообще ни на какие слаженные действия были не способны. Экспедиция была бы безрезультатной и сейчас просто забытой.

Эрцог помогал материально семье Ляшеналя, после его гибели, вообще старался положительно влиять на судьбы всех товарищей по экспедиции. Это ему удавалось, но, тем не менее, они были к нему, мягко говоря, холодноваты. Эрцог не считал себя виноватым в том, что именно ему достались главные почести, главные прямые и косвенные дивиденды. Он не руководил СМИ и никак не мог на них влиять, всё шло по законам массовой культуры. Да и вообще, он был всё время занят работой, не обращая внимания на славу.

Кто кому больше обязан мировой славой?

Эрцог своим товарищам по экспедиции, или они ему?

Кто как использовал эту славу?

Никто ее обделен не был. Для всех путь был открыт. Ляшеналь и Кузи погибли рано. Лионель Террай долго жил и ходил в горы в качестве суперзвезды. Грех жаловаться и Гастону Ребюффа.

Все они вошли в историю. Но в значительной мере, как чисто литературные персонажи книги «Аннапурна – первый восьмитысячник». Во многом потому, как эта книга была написана. Не в форме холодного отчета, а живым и субъективным языком. Со многими придуманными (или не точными) диалогами, на что все они жаловались.

2012 год, как оказалось, стал последним в жизни Мориса Эрцога и он ознаменовался новым скандалом, от которого лично пожилой человек попытался просто отвернуться и не обращать внимание. На этот раз речь зашла о личной жизни героя Аннапурны. Его 43-летняя дочь Фелисите опубликовала роман с полным двусмысленности названием «Герой».

«Герой» - это литературное произведение, автобиографического характера. Сам Фелисите – очень успешная бизнес леди, красавица, у которой всё должно быть в порядке. Но семейная драма не давала долгое время покоя. Как она утверждает – роман просто о времени и об обществе. А герой – это её несчастный брат, а никак ни герой Франции, ее прославленный отец..

 Морис Эрцог, у которого в жизни было много женщин, женился поздно, в возрасте 45 лет. Женился по положению в обществе, по расчету: она - знатного происхождения и богата, он министр, бизнесмен и герой. На свет появилось двое малышей: сын Лоран и дочь Фелисите. Однако разница в менталитете играла в жизни семьи роковую роль. Строгих правил и религиозного воспитания - мама и опытный беспринципный соблазнитель, ловелас - папа. Он после женитьбы вовсе не намерен был отказаться от удовольствий на стороне. Это при том, что работал достаточно напряженно. В результате, с детьми Эрцог виделся урывками. Семья их окончательно распалась, когда Фелисите было семь лет. Старший сын Лоран к тому времени уже страдал от психических расстройств и, в конце концов, завершил тяжелой шизофренией. Он умер в 1999 году в возрасте 33 лет.

Фелисите Эрцог рисует неприглядный портрет своего отца. Полный высокомерия он совершенно не умеет находить язык с женой и детьми. Они слышали от него преимущественно категорические наставления. Мания величия и маньякальная сексуальность, В довершение ко всему поднимается тема – достигли ли Эрцог и Ляшеналь высшей точки ?

Интересно, что иносказание использовал и другой противник, Ив Баллю опубликовал в 2008 году «анти-эрцоговский» роман La Conjuration du Namche Barwa. В нем рассказывается об экспедиции 1950 года, но заменены все имена и географические названия. В конце концов, по сюжету восходители не доходят 100 метров до вершины и договариваются никогда в этом не признаваться.

Судя по всему, обсуждение жизни и деятельности Эрцога будут длиться еще долго. Тем более, что это в коммерческом плане оправдано для всех сторон.

Но вернемся к героической ноте, «теме героя»…..

Люсьен Деви – главный организатор экспедиции, который к моменту ее начала возглавлял все альпинистские организации Франции, писал в книге:

«Альпинизм — это средство выражения человеческих чувств. Он находит свое оправдание в людях, которых он создает, в своих героях.

Именно это основное почувствовал вместе с нами весь народ, окруживший победителей Аннапурны славой и восхищением.

В борьбе с вершиной, в стремлении к необъятному человек побеждает, обретает и утверждает прежде всего самого себя.

В крайнем напряжении борьбы, на грани смерти Вселенная исчезает, оканчиваясь рядом с нами. Пространство, время, страх, страдания более не существуют. И тогда все может оказаться доступным. Как на гребне волны, как во время яростного шторма, внезапно воцаряется в нас странное, великое спокойствие. Это не душевная опустошенность, наоборот — это жар души, ее порыв и стремление. И тогда мы с уверенностью осознаем, что в нас есть нечто несокрушимое, сила, перед которой ничто не может устоять».

Пафосные слова, как красивый тост.  Помянем выдающегося человека, выпьем за него! За романтику, за приукрашивание событий, за идеальных литературных героев! Пусть в жизни всё оказывается ой как всё сложнее.

С уважением, А. Ельков 

2011. Президент Шаркози вручает орден Почетного легиона

Морис Эрцог. Глава из книги «Аннапурна – первый восьмитысячник»

в переводе Бориса Гарфа.

3 июня 1950 года

3 июня. Первые проблески зари застают нас вцепившимися в стойки палатки в лагере V.

Понемногу ветер слабеет. К рассвету наступает штиль. Каждое движение требует героических усилий. Отчаянно пытаюсь сбросить с себя холодную мягкую гору, которая меня душит. Разум оцепенел. Каждая мысль сопряжена с усилием. Мы не произносим ни слова.

Какое отвратительное место! Воспоминание о нем всегда будет одним из худших в моей жизни.

У нас лишь одна забота: скорее отсюда уйти. Однако выходить сейчас нельзя. Нужно ждать первых лучей солнца.

5 часов 30 минут. Дальше пребывать в этом аду невозможно.

– Пошли, Бискант! Я не могу оставаться здесь ни минуты.

– Пошли!

У кого из нас хватит мужества согреть чаю? Хотя сознание и заторможено, однако мы представляем, сколько труда придется для этого затратить. Ни он, ни я не в состоянии. К черту! Обойдемся без чая.

И так уж каких усилий стоит вылезти из спального мешка и вытащить оттуда ботинки. От холода они сделались твердыми, как дерево. Надеть их удается лишь с большим трудом. Каждое движение вызывает одышку. Мы задыхаемся. Гетры также замерзли. Я ухитряюсь их зашнуровать, Ляшеналь – нет. Теперь очередь за рюкзаками.

– Бискант, веревку не берем?

– Ни к чему, – отрывисто отвечает Ляшеналь. Килограмм сэкономим.

Кладу в рюкзак тюбик сгущенного молока, несколько кусков нуги, пару носков… Как знать? В случае нужды их можно использовать вместо подшлемника. Укладываю аптечку. Фотоаппарат заряжен обычной пленкой, но у меня есть запасная кассета с цветной. Из глубины спального мешка вытаскиваю кинокамеру. Завожу пружину и проверяю вхолостую. Щелчок, остановка… камера не работает.

– Вот не везет!.. Стоило ее сюда тащить! – сокрушается Ляшеналь.

Этой ночью мороз был слишком сильным, и аппарат замерз даже в спальном мешке, несмотря на то что Ишак предусмотрительно применил специальную смазку. С огорчением оставляю аппарат в лагере. А мне так хотелось донести его до вершины! Ну что ж, киносъемка велась до высоты 7500 метров.

Вылезаем из палатки и надеваем кошки, которые теперь уже не придется снимать до вечера. Все, что можно, надето на нас, и рюкзаки совсем легки.

В шесть часов трогаемся в путь, радуясь, что кошмар остался позади. Погода прекрасная, но очень холодно. Зубья облегченных кошек глубоко впиваются в крутой ледово-фирновый склон.

Постепенно крутизна уменьшается, и склон становится более ровным. Фирн держит хорошо, но иногда корка проламывается, и мы барахтаемся в мягком, порошкообразном снегу, сильно затрудняющем движение. Не сговариваясь, часто останавливаемся. След прокладываем по очереди. Каждый из нас сейчас живет в своем собственном, обособленном мире. Я опасаюсь за свое мышление. Сознание сильно затуманено; я прекрасно понимаю, насколько неполноценен сейчас мой разум. Проще и вернее придерживаться какой-нибудь навязчивой идеи. Температура очень низкая. Холод пронизывает насквозь, и, несмотря на пуховую одежду, ощущение такое, как будто идешь нагишом. Во время остановок ожесточенно топаем ногами. Ляшеналь даже снимает тесный ботинок: его преследует мысль о возможном обморожении.

– Я не хочу уподобиться Лямберу, – говорит он.

Пока он энергично растирает себе ступню, я рассматриваю окружающие вершины. Все они теперь ниже нас, за исключением далекого Дхаулагири. Сложный и пересеченный рельеф этих гор, столь знакомый нам по многочисленным и тяжелым разведкам, виден сейчас как на ладони.

Подъем изнурительный. Каждый шаг – победа воли и разума. Солнце нас догоняет. Приветствуя его появление, мы делаем очередную остановку. Ляшеналь все чаще жалуется на свои ноги.

– Я ничего не чувствую, – стонет он. – Начинается обморожение.

Он снова снимает ботинок.

Тревога закрадывается мне в душу.

Я прекрасно понимаю, какой опасности мы подвергаемся, и по собственному опыту знаю, насколько коварно и быстро подкрадывается обморожение, если ослабить бдительность. Ляшеналю это известно не хуже, чем мне.

– Мы рискуем остаться без ног!.. Стоит ли лезть на рожон?

Я полон тревоги. Ответственность лежит на мне, я должен все продумать и все предусмотреть. Без сомнения, опасность вполне реальна. Оправдывает ли Аннапурна подобный риск? Этот вопрос повергает меня в смятение.

Ляшеналь зашнуровал ботинки, и мы снова боремся с изнуряющим снегом. Залитый светом ледник «Серпа» теперь виден нам полностью. Траверс бесконечен… а наверху скальная стена… Найдем ли мы выход?

Мои ноги мерзнут так же, как и у Ляшеналя. Непрерывно шевелю пальцами. Они потеряли чувствительность, но в горах это со мной случалось нередко: нужно лишь настойчиво продолжать двигать пальцами, и кровообращение восстановится.

Ляшеналь кажется мне каким-то призраком. Он живет своей жизнью, я – своей. Странное явление – идти почему-то легче, чем внизу. Может быть, нас окрыляет надежда? Даже сквозь темные очки блеск снега ослепляет, солнечные лучи бьют прямо по льду. Под нами обрываются в бездну головокружительные ребра.

Далеко внизу ледники кажутся до смешного крошечными. Знакомые вершины устремлены ввысь, как стрелы.

Внезапно Ляшеналь хватает меня за руку:

– Если я вернусь, что ты будешь делать?

Целый мир ярких образов молнией проносится в голове: многодневные переходы под палящим солнцем, сложнейшее лазание, исключительные усилия, затраченные на осаду вершины, ежедневный героизм моих товарищей при заброске и устройстве лагерей… Сейчас мы у цели! Через час, может быть, через два… сражение будет выиграно! Неужели отказаться?

Невозможно!

Все мое существо протестует. Я решился, бесповоротно решился!

Сегодня мы боремся за идеал. Любая жертва оправданна.

Ответ ясен:

– Я пойду один!

Да, я пойду один. Если он хочет вернуться, я не могу его удерживать. У него полная свобода выбора.

Ляшеналю нужна была лишь моральная поддержка. Он нисколько не обескуражен. Его слова были продиктованы только осторожностью и сознанием риска. Он решает не колеблясь:

– Тогда я иду с тобой!

Жребий брошен.

Тревога рассеялась. Я принял на себя ответственность. Теперь уже ничто не помешает нам идти до конца.

Короткий разговор с Ляшеналем изменил психологическую ситуацию.

Теперь мы – братья.

Я чувствую вокруг себя какую-то новую, необычную атмосферу. Все ощущения очень яркие, странные, которые никогда прежде мне не доводилось испытывать в горах.

Есть что-то нереальное в моем восприятии окружающего нас мира… Я наблюдаю извне, как я проделываю одни и те же движения, и улыбаюсь про себя при виде жалких результатов наших усилий. Но напряжение исчезло, как будто исчезла сила тяжести. Это прозрачное видение, этот бесценный дар – не моя вершина. Это вершина моих грез.

Скалы присыпаны сверкающим снегом, и лучезарная красота пейзажа бесконечно трогает душу. Прозрачность воздуха поразительна. Я живу в хрустальном мире. Звуки приглушены, как будто уши заложены ватой.

Меня охватывает неясная, непонятная радость. Все это настолько необычно и настолько ново.

Все это так не похоже на восхождение в Альпах, когда тебя поддерживает непрерывное смутное сознание близости людей, когда, обернувшись, видишь далеко внизу дома, дороги, цивилизацию.

Здесь все иначе.

Я отрезан от всей Вселенной. Я живу в ином мире, суровом, пустынном, безжизненном. Это фантастический мир, где присутствие человека непредвиденно и, может быть, даже нежелательно. Мы нарушаем запрет, мы преступаем границу, и все же мы поднимаемся без боязни. Сердце сжимается от полноты чувств…

Разделяет ли Ляшеналь все эти волнения? Вершинный гребень приближается. Мы подходим к подножию послед ней большой стены. Она очень крута. Снежный склон пересечен скалами.

– Кулуар!..

Все понятно без слов. Здесь ключ к стене. Последний бастион!

– Какая удача!

Кулуар, прорезающий стену, очень крут, но подняться по нему можно.

– Пошли!

Ляшеналь выражает согласие жестом. Уже поздно, наверное, больше 12 часов. Я потерял всякое чувство времени: мне кажется, мы вышли несколько минут назад.

Небо по-прежнему голубое, как сапфир. С большим трудом мы выходим вправо, чтобы обогнуть скалы. Идя на кошках, стараемся по возможности использовать снежные участки. Вскоре мы проникаем в кулуар. Как круто!.. Минута колебания.

Хватит ли у нас сил, чтобы преодолеть последнее препятствие?

К счастью , снег твердый.

Выбивая ногой ступеньки, мы держимся на кошках достаточно надежно. Неверное движение было бы гибельным. Зацепки для рук можно не вырубать: воткнутый клюв ледоруба служит опорой.

Ляшеналь идет превосходно. Какой контраст с первыми днями! Идти тяжело, но он неуклонно поднимается. Время от времени, подняв голову, мы видим верхнюю часть кулуара, выходящую неизвестно куда, вероятно, на гребень.

Но где же вершина? Налево или направо?

Мы идем друг за другом, останавливаясь на каждом шагу. Навалившись на ледорубы, стараемся восстановить дыхание и успокоить бешено рвущееся сердце.

Теперь мы чувствуем, что цель близка. Никакие трудности не смогут нас остановить. Излишне спрашивать взглядом: в глазах товарища можно прочесть лишь твердую решимость. Небольшой обход влево, еще несколько шагов… Вершинный гребень незаметно приближается. Обходим еще несколько скал. Взбираемся из последних сил. Не может быть!..

Ну да! Резкий ветер обжигает лицо.

Мы на Аннапурне.

8075 метров.

Сердце переполнено бесконечной радостью.

– О, если бы остальные знали! Если бы знали все!

Вершина представляет собой ледяной гребень с карнизами. С другой стороны – ужасающая бездонная пропасть. Стена из-под ног обрывается отвесом. Вряд ли можно встретить подобное зрелище на другой вершине.

Внизу плавают облака, под ними, на 7000 метров ниже, скрывается нежная, плодородная долина Покхары. Выше облаков – ничего!

Цель достигнута. Но одновременно завершено нечто гораздо более величественное. Как прекрасна теперь будет жизнь!

Поразительное ощущение – внезапно познать свой идеал и самого себя.

Меня душит волнение. Никогда еще я не испытывал столь сильной и чистой радости.

Этот темный камень, самый высокий, этот ледяной гребень… это ли цель всей жизни? Или, может быть, они являются пределом человеческих мечтаний?

– Ну как, спускаемся?

Ляшеналь меня толкает. Что чувствует он? Не знаю. Не считает ли он, что просто сделал восхождение, как в Альпах? Неужели он думает, что отсюда можно так, запросто, уйти?

– Секунду, я должен сделать снимки.

– Быстрее!

Лихорадочно роюсь в рюкзаке, вытаскиваю фотоаппарат, лежащий на дне французский флаг, вымпелы. Конечно, это бесполезный жест, но это больше чем символ: это свидетельство дружеских мыслей. Я привязываю к древку ледоруба куски ткани, пропитанные потом, засаленные от долгого пребывания в рюкзаке по соседству с продуктами. Затем навожу фокус на Ляшеналя:

– Ну вот, можешь меня снять?

– Давай, давай скорее, – говорит Ляшеналь.

Он делает несколько снимков, затем отдает мне аппарат. Я закладываю кассету с цветной пленкой, и мы повторяем все сначала, чтобы наверняка принести с собой памятные снимки, которые когда-нибудь будут нам так дороги!

– Ты сошел с ума, – говорит Ляшеналь. – Нельзя терять ни минуты, надо немедленно спускаться!

Действительно, одного взгляда вокруг достаточно: погода портится.

Ляшеналь торопит:

– Надо спускаться!

И все же я не могу привыкнуть к мысли, что мы одержали победу. Мне кажется невероятным, что я топчу этот снег.

Сложить здесь тур невозможно: камней нет, все покрыто льдом.

Ляшеналь топает ногами: он чувствует, что они замерзают. Я тоже! Но я не обращаю на это внимания. Самая высокая из побежденных вершин! Она у наших ног!

Мысленно перебираю своих предшественников в этих высоких горах: Меммери, Меллори и Ирвин, Бауэр, Вельценбах, Тилман, Шиптон… Скольких уже нет в живых, сколько нашли в этих горах свою смерть, самую прекрасную для них.

К моей радости примешивается чувство гордости за друзей. Сегодня на Аннапурну взошла не только связка, взошла вся команда. Моя мысль обращается к товарищам, разбросанным по лагерям, прилепившимся на склонах под нами, и я знаю, что лишь благодаря их усилиям и благодаря их жертвам мы сегодня победили. Есть минуты, когда самые сложные действия внезапно получают конкретное выражение и предстают перед вами в ярком свете: таков тот непреодолимый порыв, который привел сюда нашу команду.

Давно забытые картины возникают в сознании…

Долина Шамони, где я провел прекраснейшие дни моей юности, Монблан, производивший на меня такое сильное впечатление! Я помню, когда я был еще ребенком, мне казалось, что у этих "возвращающихся с Монблана" был всегда какой-то необычный вид, в глазах горел странный огонь.

– Быстрее, прямо вниз! – кричит Ляшеналь.

Он уже надел рюкзак и начинает спуск. Вынимаю карманный альтиметр: 8500 метров. Невольно улыбаюсь… Проглатываю немного сгущенки и оставляю здесь тюбик – единственное свидетельство нашего пребывания на вершине. Завязываю рюкзак, надеваю рукавицы, очки, хватаюсь за ледоруб, еще один взгляд вокруг… и в свою очередь устремляюсь вниз по склону. Перед тем как нырнуть в кулуар, бросаю прощальный взгляд на эту вершину, которой суждено стать для нас единственной радостью и утешением.

Ляшеналь уже намного ниже, он достиг подножия кулуара.

Я мчусь по его следам.

Тороплюсь изо всех сил, однако склон очень опасный. Любая ступенька под тяжестью тела может обрушиться. Ляшеналь уже на большой диагонали. Я не думал, что он способен идти с такой скоростью. Пересекаю смешанный Участок скал и снега. Наконец основание стены! Я двигался так быстро, что совсем запыхался. Останавливаюсь, развязываю рюкзак. Зачем? Сам не знаю…

– Аи! Мои рукавицы!

Я не успеваю нагнуться и вижу, как они катятся, скользят прямо вниз по склону… Стою озадаченный, глядя, как они медленно удаляются не останавливаясь. Их движение воспринимается мной как нечто неотвратимое, окончательное, против чего я бессилен! Последствия могут быть очень серьезные. Что делать?

Скорее в лагерь V!

Ребюффа и Террай должны быть там. Моя тревога мгновенно исчезает. Возвращаюсь к навязчивой идее: скорее в лагерь! Ни на секунду не приходит мне мысль о запасных носках в рюкзаке, хотя именно на такой случай я всегда беру их с собой. Я устремляюсь вниз, стараясь догнать Ляшеналя. На вершине мы были в два часа, из лагеря вышли в шесть. Надо примириться с очевидностью: я утратил всякое чувство времени. Мне кажется, что я бегу, на самом деле иду нормально и даже, может быть, медленнее обычного. То и дело я вынужден останавливаться, чтобы восстановить дыхание. Облака покрыли теперь все небо. Все приобрело грязновато-серый цвет. Поднимается леденящий ветер, не предвещающий ничего хорошего. Вперед! Но где же Ляшеналь! А я-то думал, что он еще не полностью вошел в форму, Замечаю его по крайней мере в двухстах метрах ниже себя. Он бежит не останавливаясь.

Облака сгущаются, спускаются ниже, ветер дует сильнее, но холода не чувствуется. Может быть, быстрота спуска усилила кровообращение?

Найду ли я палатки в тумане?

Я поглядываю на ребро с пиком в форме птичьего клюва, возвышающееся над лагерем. Мало-помалу оно исчезает в облаках, но, к счастью, внизу виднеется острое лезвие контрфорса. Если туман станет еще гуще, я пойду прямо к ребру, спущусь вдоль него и неминуемо наткнусь на палатку.

По временам Ляшеналь исчезает, затем туман сгущается настолько, что я окончательно теряю его из виду. Я иду тоже быстро, на пределе дыхания.

Склон становится круче. Снег перемежается участками чистого льда. Хороший признак! Я приближаюсь к лагерю. Как трудно ориентироваться в сплошном тумане! Стараюсь сохранить правильное направление, ориентируясь по главному склону. Рельеф пересеченный, спускаюсь на кошках по стенкам чистого льда.

Какие-то пятна… Еще несколько шагов… Это действительно лагерь, но здесь две палатки!

Значит, Ребюффа и Террай пришли. Какое счастье! Сейчас они узнают, что мы победили, что мы возвращаемся с вершины. Как они будут рады!

Ну вот и все! Подхожу сверху. Обе палатки поставлены входом друг к другу. Площадка удлинена, палатки немного сдвинуты в стороны. Натыкаюсь на растяжку первой палатки. Внутри задвигались, меня услышали. Вот Ребюффа. Затем показывается голова Террая.

– Готово! Мы возвращаемся с Аннапурны!

На лыжах с будущим президентом Валери Жискар д'Эстэном

С Алексеем Болотовым

Российские, московские альпинисты вписали уже (хотя еще пишут) новую страницу в историю одной из самых красивых и сложных для восхождения вершин мира – Музтаг Тауэра. В устной форме их рассказ можно будет послушать завтра на вечере Клуба 7 Вершин в магазине Активный Отдых….

Предисловие к предисловию, в классическом стиле….

В 1975 году пакистанские власти дали пермиты на восхождения в районе ледника Балторо сразу 19 экспедициям. Это было неслыханное дело, ведь раньше даже 3 – 4 команды с трудом находили себе обеспечение транспортом, носильщиками, даже продуктами. Как и следовало ожидать, на этот раз трудности были еще более существенными. Забастовки и необязательность носильщиков, перебои с питанием и общая неразбериха, свойственная караванному типу перемещения - всё это на какое-то время отвлекало альпинистов от главных мыслей. А главным было то, что все участники экспедиций готовились к «священнодействию», к встрече с горами, овеянными легендами. К самой сказочной, к королеве К2, к сиятельным Гашербрумам, к вознесенному в небо пику Машербрума, к невероятным скальным отвесам Транго и к считавшемуся когда-то символом недостижимости – покрытому льдами вертикальному столбу Музтаг Тауэра.

Альпинист-фотограф Гэлен Роуэлл с волнением ждал лагеря Горо, откуда должен был открыться классический вид на Музтаг Тауэр. Большая американская экспедиция на К2, которой руководил Лу Уиттакер, именно в этом месте задержалась на несколько дней. И здесь пережила драматические события. Ставшая уже традиционной забастовка местных носильщиков проходила в острых формах: конфликт на грани срыва, с угрозами и проклятиями, обиды, истерики и несправедливые обвинения сторон. Руководитель перед лицом толпы бунтующих носильщиков сжег пачку денег, символически и довольно наглядно показал им, что они могут остаться ни с чем.

В это время Роуэлл не мог успокоиться и по другой причине. Облака плотной пеленой закрыли Башню Музтага. Он бродил со штативом и аппаратом по морене, размышляя, откуда может быть лучший вид. Ждал чуда, но гора всё не показывалась. И вот однажды, когда Гэлен был на обеде в большой палатке, когда кто-то крикнул, что облака рассеиваются. Бросив еду, Роуэлл побежал к своей палатке, взять заранее приготовленную камеру. Там в спальнике лежал его товарищ Лейф Паттерсон.

«Лейф, хватай камеру ! Музтаг Тауэр появляется!»

«Нет, спасибо. Мне неинтересно фотографировать эту гору».

«Почему же?»

«Потому что это фальшивый вид. Эта гора – это совсем не то, что видно отсюда»

«Но так часто бывает в горах»

«Здесь особый случай. Фотография Селлы ошибочно представила гору миру, я не хочу участвовать в продолжении этой лжи…»

Фото Роуэлла

Не желая терять время на спор, Роуэлл поспешил на морену, побежал, всё время оглядываясь на открывающуюся фантастическую картинку…..Уже возвращаясь к палатке, удовлетворенный сделанными снимками Гэлен подумал: « В чем-то Лейф прав. Я сделал именно те снимки, которые ждут от меня редакторы. Они просто не примут других видов Музтаг Тауэра и я, таким образом, добавлю своё слово в этот миф»….

«Последняя Цитадель… Ни один человек не может и мечтать о том, чтобы подняться на нее - увы»

Так было написано под фотографией Селлы в авторитетнейшей книге по истории альпинизма, вышедшей в 1954 году. Автор этих слов был уже немолод и имел склонность к литературной гиперболизации. Но как сильно написано ! И эти слова нашли отклик в сердцах многих альпинистов. И в 1956 году сразу две экспедиции из разных стран отправились к этой «недостижимой» вершине. В качестве наглядной информации они имели, прежде всего, фотографию, сделанную в далеком1909 году великим итальянским фотографом Витторио Селлой и карту, авторство которой также принадлежало итальянцам.

Однако, текст, написанный еще до войны Гюнтером Оскаром Диренфуртом, был ими, конечно же, прочитан.

«Если смотреть на нее со стороны Балторо, то мысль о возможности восхождения является почти дерзостью. При более близком ознакомлении, в том числи и с профилем, по моему мнению, появляются шансы на успех. Стены, правда, безнадежно сложны, так же как и юго-восточный гребень, в котором возвышается башня, обещает тоже немного, но западный, точнее, западно-северо-западный, гребень, может быть, удастся пройти. На седло у его подножия нужно подниматься со стороны ледника Чагаран».

И это давало надежду. В действительности к тому времени уже десяток экспедиций проследовал тропой Балторо, полюбовался Музтагом. А итальянские ученые подробно изучили орографию район. Тем не менее, идея «неприступности» - именно она была основным вызовом, мотивировавшим альпинистов.

Британская команда

В то время, как Роуэлл спорил с Паттерсоном, по долине Балторо начинали свой путь двое еще не старых, но уже довольно сильно поседевших мужчин. 45-летний Джо Браун был подтянут и строен, ни грамма лишнего веса. Он ведь профессионал скалолазания. Каждый год экспедиции в дальние страны, регулярные выезды в Альпы… Джо - известный горный гид и инструктор, активный альпинист с мировой славой, технический консультант фирм производящих снаряжение. С конца 50-х он живет в горах Уэльса, владеет магазином снаряжения и собственным подсобным хозяйством. Послужной список Брауна уникален – человек прошел около 1000 новых маршрутов. Он – самая что ни есть ярчайшая звезда британского и мирового альпинизма.

Ровесник Брауна Ян Макнотт-Дэвис сомневается в своей способности быть особо полезным в лазании по стене Транго, цели их нынешней экспедиции. Городская жизнь, карьера в науке о компьютерах и работа в качестве ее популяризатора на телевидении, всё это сказалось на спортивной форме. Хотя склонность к лишнему весу сам Ян считает природной. Он искренне надеется, что экспедиция поможет ему набрать физическую форму и похудеть.

19 лет назад они были одной связкой, одной из сильнейших в мире, и Ян старался ни в чем не уступать самому Брауну. Тогда в 1956 году это был их первый визит в Каракорум. Всё было тогда для них ново и необычно, но больше всего волновало именно свидание с горой. Целью их экспедиции был «недостижимый» Музтаг Тауэр.

Как хочется еще раз на него взглянуть. По-новому.

Кроме желания полюбоваться «их» горой, воспоминания касались двух тем. Прежде всего, они вспоминали своих партнеров по команде: замечательного друга Тома Пэти, который покинул этот мир в 1970 году и руководителя экспедиции Джона Хартога, о жизни которого в настоящее время они почти ничего не слышали. А ведь тогда собрал их именно этот человек. Он всегда был на дистанции, было бы удивительно, если было бы иначе. Отец Хартога носил рыцарский титул и был едва ли не главным человеком в образовательной системе Индии. Сам Джон был лет на 10 старше остальных участников, что для последних казалось, было много. К тому же он закончил Оксфорд и был к 35 годам признанным авторитетом в науке, толи физической химии, толи химической физике. Приятель Джона Ханта еще с 40-х годов, Хартог смог с его помощью выбить на экспедицию какие-то средства из фондов Эверестовского комитета. Но главные средства для покорения «последнего оплота природы», «самой недостижимой в мире горы», которым представлялся Музтаг Тауэр, он достал из собственного кармана. И для всех было загадкой, положил ли эти деньги в карман кто-то из спонсоров, либо это были семейные сбережения. Хартог был богат и принципиально холост, ему было можно и потратиться…

… А вот Джо Браун до сих пор помнит свои дырявые карманы, над которыми потешались все его скалолазные приятели. Седьмой ребенок в семье, потерявший отца когда ему было 8 месяцев, он вообще не имел возможности серьезно учиться в школе. Да и желания не было, только бы куда-нибудь сбежать, где-нибудь побродить. Иногда он читал книжки про путешественников и мечтал удрать куда-нибудь в Индию. Но сначала добрался до ближайших к родному Манчестеру скал. Еще совсем мальчишкой он ощутил здесь, что такое слава. Когда все, включая взрослых мужчин, известных альпинистов собираются посмотреть, как ты лазишь. И смотрят с завистью.

Джо Браун

Даже фантастический успех на Канченджанге весной 1955 года, когда он первым достиг вершины третьей по высоте вершины мира, не принес Джо материального удовлетворения. Разве что появились новые брюки. Он по-прежнему жил и питался кое-как, отдавая всего себя спорту. Однажды осенью того же 55-го Джо с Доном Уиллансом прошли очередной новый маршрут и в отличном настроении возвращались домой на мотоцикле Дона. На входе в дом Браун неожиданно увидел Макнотт-Дэвиса. Оказалось, что он уже несколько часов здесь его ждет, чтобы сделать предложение. Точнее, передать предложение от Джона Хартога, принять участие в экспедиции на Музтаг Тауэр.

19 лет спустя, цель их экспедиции не менее амбициозна – абсолютно первое прохождение Западной стены Башни Транго, также казавшееся невозможным. Правда, основными игроками в команде были молодые Мартин Бойзен и Мо Антуан. Удивительно, как они напоминали их в молодости. Очкастый блондин, долговязый фанатик скалолазания, общительный и веселый Бойзен был похож на Яна 20-летней давности. А напоминающий циркового гимнаста, простоватый, но надежнейший боец Мо Антуан олицетворял Брауна. Вот только людей, похожих на Хартога и Пэти они вообще никогда в жизни не встречали.

Тогда в 1956 году, по ходу экспедиции они могли быть чем-то недовольны в организации, охотно подшучивали между собой над руководителем. Но драматическая развязка их восхождения навсегда прекратила подобные разговоры. Да и с годами пришло понимание того, как здорово справился Хартог с организацией. Они оказались обеспеченными всем необходимым на пару месяцев (!) вперед, они вовремя приехали, у них были лучшие носильщики, их руководитель был разумный человек, никогда не позволивший себя какого-нибудь диктата. И еще он предусмотрел каждому участнику суточные, что для Брауна было очень важным источником пропитания на длительный период после возвращения.

Том Пэти был для многих любимым партнером в горах. Его надежность, мастерство и сообразительность не имели равных. Он был одинаково хорош и на скалах и на льду. При этом Том всегда блистал остроумием, которое можно было бы определить как типично английский юмор, хотя сам он был скорее шотландским патриотом. К тому же Пэти был дипломированным медиком, что, однако, в Пакистане предпочитали не афишировать, так как хорошо знали, как любят лечиться местные жители.

Том закончил медицинский факультет университета в Абердине и вскоре после учебы устроился врачом в элитную воинскую часть, к «коммандос». Позже завел собственную практику. При этом он умудрялся уйму времени проводить на скалах, ездил в Альпы, был лидером зимнего альпинизмы в Шотландии. С увлечением юноши Пэти изучал и осваивал прибрежные скалы своей родной страны. Десятки километров спусков по веревке, с которых начинался день. Кто бы мог подумать, что всё кончится так. Однажды в мае 1970 года 38-летний Том заправил веревку во вроде бы обычное спусковое устройство, поехал и вдруг это устройство ломается и следует падение без шансов остаться в живых. Это был страшный удар для большого количества людей, которые считали себя друзьями Пэти.

И еще друзья вспоминали французов, которые неожиданно выбрали для восхождения ту же цель, что и они. Две одновременные экспедиции на одну гору, которую считали неприступной. Насколько конкуренция способствовала успешному достижению вершины? Порой казалось, что это не было важно. Порой думалось, что могли бы и отступить. Изначально Хартог говорил, что их экспедиция может быть просто разведкой. Это если не найдется легкого пути. Его то и не было, в самом деле.

В 1956 году англичане первыми прибыли на место действия. Это было рискованно, но риск оказался оправданным. 28 мая они уже разбили базовый лагерь неподалеку от слияния ледников Мустаг и Чагаран, в 2-х километрах от тропы, идущей вдоль ледника Балторо. Высота лагеря – 4285 метров. Нижний ледопад был еще в снегу и его быстро прошли, организовав за ним Лагерь 1. После периода непогоды, 14 июня, лагерь 2 поставили в верхнем цирке ледника на высоте 5340 метров. Через 2 дня альпинисты поднялись на Западное Седло (West Col) в начале Северо-западного гребня. Там, на высоте 6120 метров, поставили три палатки, чтобы начать поднимать туда грузы для дальнейшей работы. Участок подъема к третьему лагерю был достаточно сложный, камнеопасный, там были провешены 300 метров перил. Но носильщики их экспедиции из народности хунза отказались идти на Седло. А тут еще и дней на десять установилась длительная непогода….

Французы

Французская команда прибыла примерно через 2 недели после британской. По ходу дела их переезда из Карачи в Равалпинди и далее в горы, они получали какую-то информацию о других экспедициях, следующих на ледник Балторо. Однако точных их целей никто не знал. Они то и сами не были уверены, что полезут на Музтаг. А вдруг он в правду неприступный ! На всякий случай, рассматривались другие варианты. Но всё же, мечта была именно о нем, недостижимом.

Тревога зародилась уже в начале пешего поход. Постепенно становилось ясно, что сильная британская команда остановилась на леднике Чагран, и что ее целью будет Музтаг Тауэр. Какое-то время французы сомневались, не пойти ли им к другой горе. Их сомнения разрешить помогли местные носильщики. После непогоды, они просто побросали грузы и отказались идти выше. Маньон позже написал, что им трудно было обижаться на носильщиков, маленьких и худых людей, едва одетых и часто вообще разутых. С трудом удалось удержать 20 самых сильных, чтобы дотащить оборудование и запас продуктов до базового лагеря в 2 километра выше Балторо, на морене ледника Янгхазбенда.

Знаменитый английский шпион (разведчик) был первым цивилизованным человеком, побывавшим в этих местах. В период «большой игры» Англии и России, Янгхазбенд тщательно изучал горные районы вблизи линии противостояния двух самых больших империй мира. И решил даже посмотреть самые труднодоступные уголки Каракорума. Его группа прошла через перевал Музтаг, с севера на юг, в 1886 году. Позже ледником Балторо прошло несколько экспедиций, прежде чем гору Музтаг Тауэр прославил на весь мир Витторио Селла, фотограф экспедиции итальянского герцога Абруццкого (Луиджи Амедео ди Савойя).

Руководителю французской экспедиции 1956 года Гвидо Маньону было уже 39 лет - расцвет сил или уже канун следующего жизненного цикла? Он был сыном итальянского эмигранта (точнее его бы называть Маньоне), осевшего в начале двадцатых в Париже. Согласно биографической легенде, у Гвидо было трудное детство, которое в драках закалило его физически и морально. Но скорее всего, Маньоне от природы был физически одаренный, а родители воспитали из него высококультурного человека. Так или иначе, но он закончил Эколь Бо Арт и по основной специальности был скульптором.

И его врожденный спортивный талант также невозможно отрицать. Согласно той же биографической легенде, Маньон уже подростком случайно попал в бассейн, где занимались дети русских иммигрантов. И уже через год занятий стал выигрывать все подряд соревнования. Вскоре он стал чемпионом страны по плаванию, одним из сильнейших пловцов Франции. Роста ему не хватало, чтобы выйти на ведущие мировые позиции. Да и война началась, когда ему исполнилось 22 года.

О жизни в военное время Гвидо говорил неохотно. В движении Сопротивления он участия никакого не принимал. И даже умудрился испортить здоровье. Именно лечиться Маньоне поехал в Шамони сразу после окончания войны. Взошел на Монблан и понял, что нашел новое и главное увлечение своей жизни, еще более важное, чем скульптура. Альпинизмом Гвидо занялся с фанатизмом, и, конечно же, быстро перезнакомился со всеми лидерами парижского альпинизма. Местом их сбора было легендарное Бло (то есть Фонтенбло), лесопарк с разбросанными по нему песчаниковыми блоками.

Слева - направо: Келлер - Флоранс - Маньон - Контамин - Параго

Там Маньон познакомился с местной звездой Робером Параго. Между ними была разница в 10 лет, но они подружились. Хотя в больших горах, в Альпах ходили в разных компаниях. Робер был сыном бедного крестьянина. В Париж он уехал без ясной цели в 14 лет, в 1941 году. Работал в автомастерских, познавал разные ремесла и много читал. Среди книг одна особенно глубоко его задела и определила линию всей его жизни. Фризон-Рош «Первый в связке» - бестселлер своего времени. Посмотреть на альпинистов он с друзьями из рабочей окраины поехал на скалы Фонтенбло. Так вот распорядилась судьба.

Цепкий и ловкий юноша, он быстро стал одним из лучших скалолазов. Робер легко справился с маршрутами знаменитого Пьера Аллена и вскоре начал диктовать в Бло свою моду. Так начиналась его эпическая альпинистская карьера. Интересно, что, будучи крупнейшим авторитетом в альпинизме, Параго всю жизнь умудрился работать «на одну зарплату», сначала на рабочих специальностях, затем устроившись клерком в систему социальной защиты. В горы он ездил на выходные и в отпуск. Хотя, руководство часто шло ему навстречу. Ведь Параго был президентом Федерации альпинизма, президентом клуба От Монтань, всемирно известным человеком и просто близким другом государственного секретаря Пьера Мазо (позже председателя Конституционного Собрания).

Третьим участником экспедиции был Поль Келлер. Тоже поразительная личность. Во-первых, по профессии он был протестантским пастором, да не просто пастором, а профессором богословских наук. Во-вторых, Поль, городской житель, стал профессиональным альпинистским гидом. И не просто гидом, он был президентом ассоциации гидов Франции. Ну и кроме этого, это был гигант ростом метр девяносто, широкоплечий, с большими и сильными руками. Это способствовало большому уважению со стороны преимущественно щуплых и маленьких носильщиков. Отчасти поэтому Поль и был ответственным за караван. Хотя надо сказать, что со временем даже неграмотные хунза понимали, за грозным видом и твердым словом скрывается культурный, образованный и деликатный человек.

Кто бы мог еще быть добавленным в эту компанию? Ну, конечно же, настоящий, потомственный горный гид, выросший в горах. Таким представляется опытный, разносторонний альпинист, преподаватель школы гидов 36-летний Андрэ Контамин. Для него это был первый выезд в высокие горы, но технически и физически Андрэ был подготовлен на высочайшем уровне. Долгие годы его имя было олицетворением правильной техники передвижения как на скалах, так и на льду.

Ну и в завершение, команду дополнил врач, альпинист более низкого класса Франсуа Флоранс. Его зачислили официальным доктором, в отличие от Пэти, и сразу же, в каждом населенном пункте, на каждой остановке, к нему выстраивалась очередь жаждущих получить таблетки и доброе слово врача.

На стоянке Урдокас Маньон написал записку руководителю английской команды. Пожелал удачи и проинформировал, что французская команда будет искать путь на Музтаг Тауэр с другой стороны. При этом, они пойдут на попытку штурма не раньше, чем это сделают англичане.

Непогода длилась более двух недель. В самом ее конце Маньон получил вежливый и благожелательный ответ от Хартога. И даже сбегал в английский базовый лагерь (полтора дня в одну сторону) попить вместе чаю. Визит прошел в дружеской обстановке, хотя и сдержанно.

Штурм 1

За время непогоды британской руководитель и сирдар нашли желающих заработать среди представителей народа балти. И они справились с задачей подъема снаряжения и питания в лагерь 3. Но это было только к концу месяца. Всё было готово к попытке штурма.

Три дня понадобилось альпинистам, чтобы пройти и обработать участок гребня от западного седла до лагеря 4. Обледенелые скалы, крутые ледовые желоба, и просто участок вертикальной стены. На этом участке также повесили 300 метров перил и разбили штурмовой лагерь 4 на высоте 6440 метров.

6 июля на штурм вершины из лагеря 4 вышли Джо Браун и Ян Макнотт-Дэвис. Сначала шли по северной стороне, пытаясь побольше пройти по льду. Затем перешли на Юго-западный склон и через три веревки оказались на остром гребне. До вершины было уже недалеко, но день заканчивался. Только в шесть вечера альпинисты поднялись на Западную вершину Музтаг Тауэра.

Вид с Западной вершины на Восточную

До Восточной вершины было еще порядка 400 метров. Какая из вершин была выше - непонятно. Но варианта идти дальше не было. Сразу же начали спуск. И всё равно, до лагеря альпинистам засветло дойти не удалось. Однако ночь на скалах Джо и Ян как-то пережили без обморожений. На следующее утро их встретили поднимавшиеся Джон и Том. «Всё окей» - сказали им о своем состоянии восходители, дойдем, мол, сами, думайте о себе.

Хартог и Пэти по следам товарищей шли довольно быстро, в два часа дня они поднялись на Западную вершину. Дальше был легкий спуск на седловину и непростой карнизный гребень. К тому же в середине оказалась скальная стеночка, метра четыре. Хорошо, что с собой было несколько крюков, иначе, даже Том пролезть не смог бы. На спуске до лагеря 4 Джон и Том дойти не смогли. Во время ночевки зверски замерзли, в результате у Хартога пальцы на ногах оказались серьезно обмороженными.

Собственно, оставшаяся часть их экспедиции превратилась в спасательную акцию. Нужно было скорее вниз, но Джон идти быстро не мог. Нести его по крутому маршруту было также невозможно. Почти 10 дней британцы ползли вниз, пока не добрались до Урдакаса.

Штурм 2

Французский маршрут

До «большой непогоды» французы успели сделать немногое. Маньон и Контамин сходили на Северное седло и осмотрели весь северный склон, то есть стену. Ничего обнадеживающего на ней не просматривалось. В это время Параго и Келлер нашли путь через грандиозный ледопад, заграждавший верхний цирк западной ветви ледника (ледник Дре). Общими силами этот путь был затем обработан. Большую часть пути пришлось идти по скалам левого борта. Повесили перила.

Дальнейший путь на седловину между Главной вершиной и Черным Зубом хорошо просматривался. Однако, что дальше было неясно. Тут и пришел период большой непогоды…

28 июня работа возобновилась. Команда поднялась на плато за ледопадом и установила там лагерь1. Все силы носильщиков были мобилизованы на подъем туда грузов. 2 июля установили лагерь 2. На пути к нему повесили более 400 метров перил. Смогут ли носильщики подняться ?

5 июля команда продолжила восхождение и разбила лагерь 3 на высоте 6000 метров, затем выше, на небольшом плато установили удобный лагерь 4 (6300 метров).

Перед восходителями открылся весь дальнейший путь: сначала стена метров в 300, затем крутой карнизный гребень. Вершина казалась так близко, но до нее еще километр по высоте.

Попытки обойти стенку по снегу и льду закончились неудачно. К счастью скальная часть стены, сложенная гранитами оказалась прочной и с удобными для крючьев трещинами. 7 июля Робер Параго, работая на стене, увидел на фоне неба две черные точки. Они были на вершине. Это англичане. Смешанные чувства у команды, французы всё же надеялись быть первыми. Они пытались докричаться до англичан, что было, конечно, не реально.

8 июля команда вышла в 5 утра и по перилам поднялась на верх стенки. За ней трудности не исчезли. Каждая веревка, каждый десяток метров ставил перед альпинистами новые и неожиданные задачи. К 11 часам вышли собственно на ребро, ведущее к вершине. Высота 6600 метров. За следующие полтора часа удалось пройти еще 90 метров. Погода начала портиться, поднялся ветер, началась метель. По перилам все быстро спустились к палаткам. Последующие два дня погода не налаживалась.

Ночь на 11-е июля была ясной и уже в 3.15 утра четверка французов покинула лагерь. Быстро поднялись к концу перил. Команда шла всё дальше по гребню, но легче не становилось. Бились крючья, вешались веревки, пока их запас не закончился. Лед, снег, скалы – всё чередовалось, но требовало предельного напряжения и тщательной страховки. К 16 часам становится ясно, что в этот день достичь вершины невозможно. Начинаются поиски места для ночевки. Холодная ночевка прошла на высоте 7000 метров. Очень холодная ! К счастью было почти безветренно. На небольшой обледенелой полке все промерзли буквально до основания. Утром часов в 6 начали тормошить друг друга, приводя в чувства.

Наконец, Параго, обвешанный снаряжением уходит вперед.

Вершина близко, но силы на исходе. А тут еще начинает сечь крупа. От высоты и усталости голова отказывается соображать. Все работают как автоматы, лидеры сменяются, падают в снег абсолютно без сил. И затем смотрят вверх, когда же, наконец? Но вот грань сужается и Гвидо Маньон выбивает последние ступени. Вершина ! 13 часов местного времени, 12 июля 1956 года.

Радоваться долго не хочется. Все знают, что второй холодной ночевки они могут и не пережить. Главное - достичь засветло начала перил и это удается сделать. Далее уже по веревкам можно было идти и в темноте. В 10 вечера счастливые и полностью вымотанные победители Музтага спускаются в лагерь 4. Там их ждал доктор Флоранс, который постепенно приводит их в чувства.

Великое восхождение. На тот момент в Каракоруме и Гималаях ничего подобного по сложности не делалось. Следующим этапом для французов стала эпопея Жанну (3 экспедиции и победа 1962 года), где Маньон, Параго и Келлер также были в числе главных героев.

Альпинисты всех стран….

19 июля французы спустились в Урдокас, где неожиданно встретили британскую команду. Те решили подождать их для того, чтобы к лечению Джона Хартога присоединился еще один доктор В этом была объективная необходимость, так как медикаменты и перевязочные материалы у британцев заканчивались. С тех пор, от Урдокаса до Скарду, две экспедиции следовали практически вместе. И всем особенно запомнился праздничный ужин, которые они себе позволили на второй день после их встречи. В глубине Азии на одной неласковой и неприветливой горе сошлись две небольшие группы европейцев. Тогда за столом, попивая под тосты разные напитки, они ощутили себя одним коллективом, одной общностью цивилизованных людей, которые должны дорожить друг другом и жить в согласии.

Французский альпинизм после успеха на Аннапурне продолжал идти от вершины к вершине. Мощное лобби помогало обеспечивать государственную поддержку. В следующем 1957 году Маньон стал во главе новой общенациональной структуры, которая чуть позже получила наименование UCPA. Эта организация привела в горы сотни тысяч молодых французов, стала школой горного спорта, могучим орудием воспитания клиентов для горнолыжных курортов и для индустрии горного снаряжения. Это было глобальное дело, которое заняло почти всё время у энергичного и ответственного человека, каким был Гвидо. Лишь в 80-егоды, передав управление молодым, Маньон вернулся к своей дипломной специальности – скульптуре. И надо сказать, что не без успеха. Правда, его авангардистский стиль, вводил многих в заблуждение, трудно было поверить, что автору уже за 70. В 2012 году Гвидо Маньон скончался в возрасте 95 лет.

Параго оставался верен своей работе в бюро, продолжая оставаться на передовой спортивного альпинизма. В 1966 году с подачи Мазо, он стал руководителем первого в истории телевизионного восхождения. Команда сильнейших французских альпинистов поднималась по сложному маршруту на Эгюий дю Миди в сопровождении телеоператоров и под взглядами камер с разных точек. Был в команде погрузневший Гвидо Маньон, ему шел уже 50-й год. Лишь один альпинист из другой страны пробился в телевизионный «дрим-тим». И это был Джо Браун. Альпинист, уважаемый всеми, с безупречной репутацией. К тому времени уже муж, отец, собственник, одетый в новейшую одежду от фирм производителей, с крепкими карманами. В 2010 году он справил 80-летие. Годы берут своё, но Джо еще лазит !

Ян Макнотт-Дэвис, после телевидения и науки, десяток лет был президентом УИАА, стараясь своим обаянием решить нерешаемые задачи оживления работы этой организации. Что-то удалось, что-то нет, с объективными обстоятельствами никто не смог бы справиться. Макнотт-Дэвис по своей доброте хотел всех подружить, всё уладить мирно. Такие усилия не бывают бесполезными, даже если их результаты не очевидны.

Для Джона Хартога восхождение на Музтаг Тауэр стало практически последним. Ему пришлось ампутировать несколько пальцев на ногах. С 1957 года он работал в секретных центрах ядерных исследований и практически не показывался на публике. Едва выйдя на пенсию, Хартог скончался в 1986 году от сердечного приступа в возрасте 64 лет. За год до этого альпинистскую общественность потрясло сообщение из Шамони о смерти в возрасте 65 лет Андрэ Контамина. Для своего возраста он казалось был в хорошей форме, работал в ENSA и гидом, но сердце внезапно отказало.

Робер Параго в последние годы получил огромное количество почестей. Вот что значит для альпиниста остаться в живых и дожить до старости. Венцом стало вручение ему в этом году «Золотого ледоруба», приза определяемого как "За достижения всей жизни". Он стал четвертым в списке после Бонатти, Месснера и Скотта. Во время чествования в Гренобле рядом с Параго сидел грузный мужчина, с которым его связывает многолетняя дружба. Это Поль Келлер.

В самом центре Европы, в центре Альп

 16-дневный переход почти 25 тысяч россиян не имеет аналогов в мировой практике. Войска Суворова прошли 7 высокогорных перевалов (четыре основных и три во время обходных маневров). Это почти 300 км пути, изредка по плохого качества дорогам, чаще - по узким горным тропам, иногда по снегу и даже скалам. Сейчас этот маршрут можно пройти летом без большого напряжения.  Однако следует помнить в каких тяжелых условиях проходил  марш русской армии.  Самой главной трудностью был постоянный голод, к нему добавлялось изношенное снаряжение, постоянная непогода.

 Движение большой массы людей  вынуждало разделять их на колонны, одним из них доставались хорошие тропы, другим приходилось карабкаться по склонам.  Мало кто из командиров имел полное представление о правильном пути. А зачастую просто отдельные подразделения сбивались на самостоятельный  маршрут. При этом нужно было проводить лошадей и мулов, тащить обоз, пушки. Самые сложные из перевалов - Паникс (2403 м) и Крюцли (2400 м), которые воины преодолевали в условиях холодной и снежной осени (климат тогда был намного суровее), вполне можно считать категорийными для пешеходных походов.

Следует сказать, что в ходе боевых действий, неоднократно применялась тактика обходных маневров. 

Наука помнить

 Путешествуя по Швейцарии, мы удивляемся и восторгаемся тому, как швейцарцы чтят память нашего полководца и его «чудо-богатырей». «Наука помнить» - так назвал свою статью об этом один российский журналист.  Он восхищался швейцарцами. Однако мы должны не забывать, что этой памятью они и мы обязаны нашим соотечественникам. Чуть больше ста лет назад в Швейцарии практически забыли о русском полководце, подвигах и страданиях его армии.  И тут,  к столетию исторического похода, на волне подогреваемого царским режимом  патриотизма, на сцене появились наши герои. Да, именно героическую активность проявили некоторые наши соотечественники.  Прежде всего это князь Сергей Михайлович Голицын и ученый, академик Василий Павлович Энгельгардт. Именно Голицыну мы обязаны тем, что был установлен «Памятник – Крест» у Чертова моста. Несколько лет князь с огромной пробивной силой боролся за этот проект. Вначале швейцарцы были категорически против установки памятника, прямо указывая на действовавший тогда законодательный запрет.  Но, задействовав все дипломатические каналы, и вложив немалые личные средства, князь добился победы. Был выделен участок под строительство памятника. Чтобы  не нарушать законодательство, этот участок был оформлен как российская собственность. Получилось, что русские ставят памятник не в Швейцарии, а якобы на своей территории.

Голицын, Энгельгардт и первое фото памятника, еще до открытия

В то время, когда Голицын бился с бюрократами,  другой россиянин, незаурядный ученый-энциклопедист Василий Энгельгардт обходил весь маршрут движения русской армии. По ходу дела он  выяснял, в каких домах  останавливался русский фельдмаршал. Именно Энгельгардт дал указание  повесить на этих домах памятные доски.  И, естественно, все работы оплатил.  А на всех перевалах, которые проходила русская армия,  по его указанию были установлены массивные литые таблицы, с описанием происходивших здесь в 1799 году событий.

С тех пор отношение швейцарцев к Суворову и событиям, связанным с его Альпийским походом, изменилось, или точнее, стало изменяться.  Русский полководец стал для  многих из них частью повседневной жизни, реальностью.  Кое-кто из них стал фанатиком Суворова, кто-то попытался сделать на нем бизнес, кто-то избрал темой для научной работы.  Во многих случаях Суворов  стал использоваться как своеобразный бренд для товаров, для названия хижин, для оформления интерьеров.  Ну и туристическая отрасль использовала  имя полководца…

Картина Василия Сурикова

ИТАК, с самого начала 

В марте 1799 года 69-летний фельдмаршал граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский решением российского и австрийского императоров (по инициативе англичан, кстати) был назначен главнокомандующим объединенной армией союзников в Италии. Под его руководством с апреля по конец августа там была проведена блестящая кампания, которая закончилась полным разгромом войск французской Директории. Однако главное испытание ждало русского полководца впереди. Его лебединой песней, “лучшим лавровым венком”, явился Альпийский поход, в который он был направлен решением правителей коалиции против своей воли. 

                                                         Первое впечатление

В детстве я читал книгу писателя К.Осипова «Суворов» и с удивлением рассматривал картинку Чертова моста. Что за удивительные богатыри были эти люди прошедшие там, где пройти невозможно ? В начале 90-х, открывая казавшиеся еще недавно недоступными Альпы, я вспомнил о Суворове. Проезжая по делам через Центральную Швейцарию, мы даже попытались найти Чертов мост, но проскочили через него, не  заметив. Тем не менее, суровая красота долины Гёшенен, по которой с боем проходила суворовская армия, запала в душу. И я решил поближе познакомиться с историей этого необычайного и славного похода. И пошел в ленинскую библиотеку. Там обнаружил свежайшую, только что вышедшую (изд. «Мысль» 1995 г ) книгу под названием «Чёртов мост». Ее автор журналист-международник Георгий Петрович Драгунов много лет проработал в Швейцарии и совершил несколько выездов в районы, где проходила суворовская армия. Книга получилась интересной, практически полной по информации. Сразу пришла мысль о том, что скоро предстоит 200-летний юбилей, и что нужно его отметить.

Современный вид на Чертов мост сверху

Юбилей

Во время подготовки к 200-летию Альпийского похода мною были подготовлены десятки различных вариантов прохождения маршрутов. Пешком и на лыжах, на велосипеде и на джипах, для детских групп, для инвалидов, на скорость, в исторических костюмах, для VIP персон и т.д.. Но это всё в теории, на практике же, удалось осуществить немного. В 1997 году, зимой, я впервые попал на Чертов мост, находясь в «фам-трипе» по Швейцарии. Весной, уже в составе группы мы на лыжах прошли перевал Паникс. А летом, в составе большой экспедиции прошли пешком все перевалы этого маршрута. В 1998-м было организовано еще 3 поездки, в том числе полное прохождение маршрута детской группой из города Видное.

К сожалению, 1999 год оказался неподходящим для праздников. Всё началось, впрочем, в предыдущий, 1998-й, когда дефолт срезал казавшееся неизбежным финансирование. Но 1999-й добил идею широкого празднования окончательно. Борьба за власть в нашей стране привела к сильнейшему давлению Кремля на московского мэра, который должен был быть главным действующим лицом праздника. А к концу лета, накануне юбилея Россия вообще оказалась втянутой в самую настоящую войну, сначала в Дагестане, потом в Чечне.

 Празднование, конечно, состоялось. Но только благодаря швейцарской стороне. И уровень его был не так высок, как ожидалось. Несмотря на срыв большинства планов, в юбилейные дни свыше 40 человек с нашей помощью побывали на Суворовских местах. С тех пор каждый второй год я оказывался в местах, которые стали близкими. И я их знаю, как никакие другие в мире.

Маршрут. В поисках прямого и идеального варианта

Суворов родился, скорее всего, в Москве, хотя есть и другие мнения ученых. Также расходятся мнения по году его рождения (1729 или 1730). 

Отец, Василий Иванович, был хорошо образованным человеком и достаточно важным сановником. Его крестным отцом был сам Петр Великий. Во времена Елизаветы Василий Суворов был сенатором, во время войны с Пруссией - губернатором Кенигсберга. В Москве есть церковь, в которой Суворова крестили. Она в значительной мере перестроена, но есть все основания говорить, что это в основном те самые камни, которые видели крещение будущего полководца.

Так что Москва – исторически наиболее правильный исходный пункт начала путешествия.

Из Москвы нужно переехать на север, самый полный вариант маршрута Суворова должен проходить через селение Кончанское, Боровского района Новгородской области. Главная достопримечательность этого небольшого, хорошо выглядящего села – дом-музей великого полководца. Здесь он проводил практически в уединении, в ссылке дни, полные разных переживаний и воспоминаний. Судя по всему, Суворову удавалось сохранить боевой дух, он несколько раз пытался добыть прощение у Павла Первого, работал над стратегией и тактикой предстоящей войны с Францией. Собственно опала и была непрочной, Павел достаточно быстро сменил гнев на уважительное отношение, а затем и совсем простил. Однако только война стала причиной окончательного возвращения опального фельдмаршала на службу. Даже не столько сама война, сколько настоятельные просьбы из Лондона и Вены.

  В Кончанском кроме дома-музея есть также панорама битвы на Чёртовом мосту, расположенная в бывшей церкви. Есть также реставрированная «светелка», беседка, где любил проводить время великий полководец.

Санкт-Петербург

Этот славный город стал местом триумфального возвращения Суворову его статуса главного российского полководца. «Воюй как умеешь», сказал ему монарх. Проблема выбора полководцев стояла очень остро перед коалицией. Австрийские фельдмаршалы умудрялись проигрывать всё что можно, даже имея огромный материальный перевес. Англичане, на деньгах которых строилась предстоящая кампания, не доверяли никому из союзников, сами предпочитали вмешиваться только на море. Вступление России в войну они ждали с особой надеждой, и им требовался военачальник высшего уровня.

В Питере находится самый главный суворовский музей. Он расположен в специально построенном в начале ХХ века здании. Его посещение – безусловно, обязательная часть «идеального путешествия». Также как визит к первому памятнику Суворову и к его могиле в Александро-Невской Лавре.

Путь к театру военных действий

Путь Суворова из Ст.Петербурга в Италию лежал через прибалтийские страны : Тарту – Рига – Елгава (тогда носила название Митава и там жил французский король в изгнании) – Вильнюс. Ехал он в сопровождении небольшой свиты, посещая по ходу воинские соединения. Встречи были триумфальными, армия приветствовала своего главного героя и живую легенду. Посещение короля в изгнании носило ритуальный характер. Суворов искренне верил в монархический принцип власти, но мало симпатизировал французским Бурбонам, известным своим безнравственным, развратным поведением.

                                                  Кобрин

Если не путешествовать по Прибалтике, то путешествие в Европу можно начать в симпатичном белорусском городке Кобрин. Здесь в бывшем доме полководца находится один из самых больших музеев Суворова. В достаточно скромном одноэтажном доме фельдмаршал жил не так много времени, но память о нем хранится как святыня. Имение в Кобрине было пожаловано Суворову Екатериной Великой сразу после его победоносного штурма Варшавы (1794г). Однако в те годы полководец продолжал служить и готовил армию в знаменитом лагере в Тульчине (там тоже есть музей, но это на Украине). Именно там Александр Васильевич встретил известие о смерти императрицы, оттуда вел переписку (сначала очень дружественную) с ее сыном Павлом Первым. Однако вскоре их отношения изменились, императору постоянно доносили на полководца, информировали о его своевольном отношении к реформам в армии, которые задумал Павел. После отставки Суворов успел какое-то время пожить в Кобрине, потом император направил его в Кончанское.

 Дом-Музей Суворова  в Кобрине. Очаровательный, надо сказать, городок

  Одна из достопримечательностей этого симпатичного городка – гостиница «Суворов», построенная при участии швейцарцев.

                     Путь по Польше и Чехии до Вены

В  1799 году, направляясь в ранге будущего командующего в Вену,  Суворов пару дней пробыл у себя в Кобрине. Затем остановился в Кракове, городе навсегда связанном с его именем. В свое время он осаждал этот город и брал сильно укрепленную крепость Вавель.

Нам же по пути лучше не объезжать польскую столицу Варшаву. Ее взятие в 1794 году принесло Суворову не только европейскую известность и почести от Екатерины, но и суровые порицания от европейцев. Русский главнокомандующий был обвинен в жестокости и даже кровожадности. Впрочем, сразу после взятия Варшавы, Суворов достаточно много времени провел там, в качестве наместника, и вполне нашел общий язык с польской знатью.

Дальнейший путь из Кракова до Вены его не всегда совпадал с главной дорогой, так как после проливных дождей и весеннего таяния снегов, часть мостов была снесена. Известны названия гостиниц, где он останавливался. А в красивом замке на высоком холме у австрийской границы он обедал перед въездом в Вену.

                                        Вена

 Безусловный интерес представляет посещение великолепной столицы Австрии. В Вене, до начала кампании, Суворов провел порядка двух недель. Он живет в доме российского посла графа Разумовского. Старается никуда не выезжать и работать в одиночестве над планом кампании. Суворов  всячески пытается уйти от диктата одиозного премьер-министра Тугута и выйти сразу на императора Франца. Однако их личная встреча с императором также прошла достаточно непродуктивно, Суворов получил детальную диспозицию, к которой отнесся с оскорбительным пренебрежением.

«Там где вы думаете закончить кампанию, я намерен ее только начать».

 Весь исторический центр Вены как будто хранит память минувших веков. И на видном месте - памятник эрцгерцогу Карлу, союзнику и одновременно оппоненту русского полководца. В конце своего пребывания в Вене Суворов еще раз встречается с Францем. Они вместе принимают импровизированный парад российских войск, которые проходили через Вену. Это произошло на плацу у великолепного дворца Шёнбрунн, который сейчас является одним из самых замечательных мест австрийской столицы.

 Суворов и император Франц принимают парад в Шёнбрунне

 Примерно в этом же месте, 200 лет спустя

                                        Италия

 В Вене Суворов провел две недели и отправился далее к театру военных действий. Его карета проследовала через Грац и Клагенфурт, командование войсками полководец принимал в городе Верона. Этот город знаменит выдуманной драматургом, но бессмертной любовной историей Ромео и Джульетты. Самым посещаемым местом является дворик, где, якобы, происходила знаменитое свидание на балконе. Всё это, конечно, игра для туристов, которые делают вид, что в нее очень охотно верят. Наиболее же реальным памятником Вероны является грандиозный древнеримский амфитеатр.

 В Италии имеется немало интересных для посещения мест, связанных с военной кампанией 1799 года. Общая схема движения русской армии была следующей: Верона - р.Адда (сражение) - Лекко (взятый Багратионом) - Милан - Турин - сражение у р.Треббия - сражение у Нови - взятие крепостей Мантуя и Тортона - лагерь у Асти - переход (Новара - Варезе - Понте Треза) в Швейцарию. Сами военные действия длились четыре месяца и событий было достаточно много. Но в Италии, к сожалению, следов пребывания Суворова  не так много. Уж слишком богата история этой чудесной страны на события.

 В Милане есть табличка на доме, где Суворов останавливался. И трудно не посетить находящийся в самом центре главный католический собор. На его ступенях великий полководец при огромном скоплении народа склонился к руке местного епископа. Столица Ломбардии тогда шумно праздновала изгнание французов. Через год туда вернулся Бонапарт и праздник был еще более веселым и пышным. Итальянцам не занимать умения радоваться жизни, хотя и тогда войны приносили разорение и страдания простым людям. Так или иначе, в 1799 году вся Северная Италия усилиями объединенных войск коалиции перешла под управление австрийцев, которым независимый и своенравный Суворов сразу же стал  для них ощутимой помехой. Они придумали как - отправить русскую армию в Швейцарию.

Кстати, за эту кампанию фельдмаршал получил очень почетный титул Князя Италийского, который передавался по наследству его потомкам по мужской линии.

Тот же самый собор, который видел торжество армии Суворова 

    Въезд в Швейцарию

Дальнейший план военных действий был разработан в штабах Вены и учитывал в первую очередь интересы австрийцев, которые затеяли понятную только для них игру. Войскам Суворова предписывалось идти не во Францию, как предлагал сам главнокомандующий, а перенести главные боевые действия в Швейцарию. Причем основная тяжесть противостояния с противником должна была опять пасть на русские войска. А простоявшая там практически в бездействии целое лето главная австрийская армия под командованием эрцгерцога Карла перебазировалась в район Среднего Рейна для вероятной обороны от возможного вторжения французов. Приказ был согласован с Павлом и Суворов был вынужден подчиниться. В немалой степени причиной такого решения было желание австрийцев убрать его с должности главнокомандующего в Италии. Суворов хорошо понимал это, достаточно резко отзываясь о действиях венского правительства.

 Вот каким реально получился поход

Начало альпийского похода

Армия Суворова пересекла нынешнюю границу Италии и Швейцарии в районе городка Пунта Треза (кантон Тичино). Сразу же главнокомандующий попал в центр внимания местных властей, которые пытались максимально возможно снизить урон для района от пребывания такой многочисленной армии. В двух населенных пунктах по ходу движения (Аньо и Бьяджи) Суворову наливали местное вино, бережно сохраняя после этого бокалы. Расположилась русская армия на обширной равнине недалеко от селения Таверне. Сам главнокомандующий остановился в селении Бедано. В районе Таверне армия Суворова в сентябре 1799 года стояла целую неделю (с 15 по 21.09), готовясь к своему походу и ожидая обещанных австрийскими снабженцами мулов и провианта. За это время он успел вместе с великим князем Константином съездить за покупками в расположенный в 20км город Лугано. Эти живописные места называют «швейцарским Средиземноморьем», живописные озера с гористыми берегами, пальмы на набережной, чистота и бросающееся в глаза богатство.

Виды Лугано, чудесного места для старта похода

 Продвижение по Тичино

21 сентября 1799 года, так и не получив обещанных мулов и недостаточно укомплектовавшись провиантом, передовые части русской армии (корпус Розенберга) вышли на перевал Ченеро и через него в долину реки Тичино. Сам Суворов последовал за корпусом генерала Дерфельдена и заночевал в гостинице “La Cerva” на площади Пиацца Нозетто в Беллинцоне.

Опоздания Суворов привык покрывать за счет быстрых маршей. На следующий день он ночует уже в Джорнико в гостинице Каза Станга, где сейчас расположен музей области Левентина. Русские войска разделяются на две части. Розенберг следует по долине Бленио на пер. Лукманиер, чтобы выйти во фланг группировке французских войск. Главные же части ночь с 23 на 24 сентября проводят в районе селения Файдо. Суворов останавливается в 1,5 км от селения в монастыре, в скромной монашеской келье. Мне посчастливилось в 1999 году прикасаться к изразцам печи, на которой грел руки полководец. День был ненастный, Суворов приехал в монастырь поздно, изрядно промокший и замерзший. У печи в окружении монахов он сидел вместе с его постоянным спутником великим князем Константином Павловичем. Сын российского монарха прошел в Италии отличную школу боевых действий и в Швейцарском походе слушался престарелого фельдмаршал беспрекословно.

Крепости в Беллинцоне, в Кремле поработали те же архитекторы

 На 24-е сентября назначается штурм пер.Сен-Готард. Одновременно Розенберг должен из долины Верхнего Рейна атаковать французов на перевале Оберальп.

Сен-Готард

 Боевые действия начались 24 сентября (все даты, по новому стилю) 1799 года. Русская армия наступала тремя колоннами. При этом отряд Багратиона был послан далеко вправо, обходить позиции неприятеля по труднодоступным склонам. Позиции французов были очень удобными, а главное - их оказалось намного больше, чем ожидалось.  Разведка не работала и данных о численности противника у Суворова не было. Никогда еще в мировой военной истории на настоящем высокогорном рельефе не развертывалось таких размеров сражений. 15 тысячам Суворова противостояло 4,5 тысяч французского генерала Гюдена, использовавших похожие на крепостные стены скалы перевала. Французы оказали ожесточенное сопротивление. Позиции их были очень сильны, силы природы создали на южных склонах перевала настоящие крепостные стены. Несколько атак русских были отбиты. Только когда егеря под командованием Багратиона обошли позиции неприятеля по крутым склонам и вышли во фланг французам, те вынуждены были отступить.

Уже давно старая мощенная дорога, серпантинами поднимающаяся на перевал играет сугубо туристическую роль.

 Всё грузовое движение направлено по знаменитому туннелю. По построенной в 30-е годы асфальтовой дороге следуют только туристические автобусы, «крутые» мотоциклисты на мощных двухколесных машинах, экзотического вида машины, велосипедисты-спортсмены. И среди них не редкость - различного типа военные машины.

Швейцарцы строго хранят заповедь: «хочешь мира – готовься к войне». Поэтому в полной боевой готовности находится расположенный на склонах перевала грандиозный форт Фоппа (1423м), укрепления которого были усилены в годы, когда Муссолини подумывал о необходимости сохранения между им и Гитлером независимой страны. Толстенные стены, мощнейшие орудия – не верится, что это кому-то нужно в современной Европе. Тем не менее, факт, что швейцарцы продолжают строить в этом районе всё новые и новые, всё более современные укрепления. Впрочем, похоже, в XXI веке начинается демилитаризация страны.

Подъем пешком на перевал лучше проводить по пути Багратиона. Но он известен только приблизительно. Поэтому обходные варианты предполагают определенную долю экспромта. Если идти прямо, то все время приходится пересекать старую мощенную булыжником дорогу. По ней транспорт почти не ездит. Исключение, красочный почтовый дилижанс, заставляющий всех вспомнить о своих фотоаппаратах. Подъем начинается от городка Айроло (1159м) у южного портала Сен-Готардского туннеля. Путь пешком до перевала занимает 3,5 - 4 часа. Примерно за полчаса до перевала, в месте, где серпантины уходят влево, находится бюст Суворова, установленный россиянами уже после празднования 200-летия.

На седловине перевала Сен-Готард (2091м) расположен поселок из нескольких домов, один из них - Национальный музей, в котором значительная часть экспозиции посвящена событиям 1799 года. Рядом на возвышенной скале с июня 1999 года стоит памятник Суворову, работы российского скульптора Дмитрия Тугаринова. Получение разрешения на его строительство было делом не простым. Можно сказать, действовали в нарушение закона, запрещающего прославлять иностранные войска на территории Конфедерации. Во многом поэтому был выбран не геройский внешний вид фельдмаршала. Суворов выглядит не великим полководцем, а блаженным стариком, лошадь которого ведет мощный местный проводник. Такого проводника в действительности не было, и сам Суворов был в этот день взвинченным и агрессивным. Хотя после победы он любезно пообщался с монахами и отслужил положенный молебен.

Природные укрепления Сен-Готарда не уступают стенам Измаила

Почтовая карета - специально чтобы туристы посмотрели и пофотографировали

Бюст Суворова на южном склоне Сен-Готарда

Памятник на перевале Сен-Готард. Никакой торжественности, очень демократичен. Пожать руку каменному гостю не страшно

Вид сверху на селение Хоспенталь

Гостиница расположена в доме, где ночевал Суворов

О гостинице Клауста:

Гостиница La Claustra является безусловно одной из самых оригинальных в мире. Она расположена неподалеку от перевала Сен-Готард, в огромном, глубоко расположенном бывшем военном бункере. Вход в гостиницу пердставляет собой узкий мрачный туннель, дающий полное представление о подземной жизни швейцарской армии. Бывшие казарменные помещения переоборудованы под номера, есть ресторан, баня с бегущим мимо подземным ручьем. Жаль, но объективно гостиница убыточна и ее будущее непонятно.

http://www.nashagazeta.ch/news/13952

Русские войска поздним вечером заняли селение Хоспенталь и Суворов ночевал в относительно комфортных условиях. Сейчас на этом доме, гостинице в три звезды, висит памятная табличка. Называется эта гостиница - “Сен-Готард”.

 Соседний (в 3,5 км) городок Андерматт - столица так называемого Урнзернского округа играет одну из ключевых ролей в сохранении памяти Суворова. Здесь располагался главный центр подготовки празднования 200-летнего юбилея Альпийского похода русской армии. Очень много сделал по этому вопросу местный мэр г-н Фердинанд (Ферди) Мухайм. В городке имеется музей, расположенный в красивом старинном доме, в котором размещался штаб Суворова 25 сентября, до того времени, как Чертов Мост не был взят. Небольшой красивый городок зимой становится центром горнолыжного спорта. Правда, трасс здесь не много, но они знамениты своей крутизной и сложностью. На окраине городка расположена достаточно крупная казарма, место постоянного проведения военных сборов.

С самого начала нового века Андерматт стал объектом внимания египетского миллиардера Сами Савириса (представитель богатейшей семьи Африки, христианин-копт, получивший образование в Германии). Он осуществляет здесь грандиозный проект строительства курортного поселка, совмещенного со стадионом для занятия гольфом, новых канатаных дорог, торгового центра и т.д..

 Здание городского музея в Андерматте. В этом доме был штаб Суворова, здесь он ожидал сообщений о ходе штурма Чертова моста.

Пер. Оберальп (2044м)

Одновременно с главными войсками, которыми непосредственно командовал А.Суворов, 24 сентября 1799 года в Андерматт с востока с боями пробился корпус русских войск под командованием генерала А.Х. Розенберга. Розенберг, с примерно 3 тысячами бойцов, перешел через главный хребет через перевал Лукманиер и спустился к большому монастырю Дисентис, где в том время находились союзные австрийские части. Этот монастырь известен тем, что в нем провел большую часть своей жизни бывший настоятелем Пласидус Спеша, которого называют одним из «отцов альпинизма». Будучи достаточно крупным религиозным деятелем, он в течение почти сорока лет занимался покорением окружавших Дисентис вершин, привлекая в качестве партнеров местных жителей. На конец XVIII века Пласидус был намного впереди всех на планете по количеству совершенных восхождений.

 Правда, в момент прихода русских, Спеши в Дисентисе не было. Заподозренный в симпатиях к республиканцам, он был выслан австрийцами в Тироль. Да сам монастырь также практически не существовал. В мае 1799 года, во время отступления из долины французских войск, он практически полностью сгорел. После ночевки в Дисентисе, войска Розенберга вышли на штурм Оберальпа. Одновременно австрийцы под командованием полковника Штрауха вышли в еще более глубокий обходной маневр, через перевал Крюцли (Крейцальп) они направились в соседнюю долину, чтобы отрезать французов, предположительно отступавших от Чертова моста. Однако этот маневр оказался непродуктивным из-за непонятной пассивности австрийцев, впоследствии легко пропустивших неприятеля.

Монастырь в Диссентисе и моя машина

На перевале Оберальп, лыжный поход 1999 года

Штурм Оберальпа (как и Сен-Готарда) оказался нелегким делом. Ценой некоторых потерь удалось сбросить с перевала французов, однако время было потеряно и наступление остановилось на крутых склонах над Андерматтом. В наступившей темноте Розенберг долго не решался начать спуск. Однако вскоре разведка донесла, что французы покинули селение и русские среди ночи вошли в него. Суворов стоял в 3 км к западу, но до утра русские так и не узнали о том, что стоят по соседству.

Автор  Александр Ельков:

  Продолжение следует 

ЧАСТЬ 2

Гостиница La Claustra является безусловно одной из самых оригинальных в мире. Она расположена неподалеку от перевала Сен-Готард, исторического места связанного с альпийским походом русской армии под командованием А.В, Суворова.